Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В а с и л е к (устало, безразлично). Может, и ваша правда… У каждого, видно, своя. Ладно, за себя будьте покойны.
С а м б у р (Дубко). Значит, план твой… Сколько же думаешь предложить?
Д у б к о. От себя — пять сотен. А вы уж до двух тысяч закруглите.
С а м б у р. Расписал! Считаешь, не устоит?
Д у б к о. Всякий человек свою цену имеет.
С а м б у р. Набьет тебе Дмитрий морду, и — за ворота. Нет, одним таких одолеть можно — страхом. Страхом!
Д у б к о. По кодексу живет…
С а м б у р. И в партийной душе своя скважина есть. Не найдем ее — последнюю ночь спать нам дома.
В а с и л е к. А! Никакого дьявола не боится Железняк.
С а м б у р. Воевал красиво? Видали таких. Уря, уря, а сегодня… Вместе работаете, должны со всей изнанки знать его.
Пауза.
Д у б к о. Эврика! На его машине возили кирпич. На его! (Сжал кулак). Здесь у нас товарищ! Со всем потрохом!
С а м б у р. Это Дима и сам в расчет берет. Переступит!
В а с и л е к. Плевал Железняк на всякие передрязги. Вот — мою вину на себя принял, рассказывал я. Другому б — суд, или права хоть забрали бы… А уж если себя оборонить!
С а м б у р (подавляя ликование). Это ты верно, Василек. С аварией чужой — верно…
Входит В а р я, оглядывает всех и угощение на столе.
Тебе чего? Сказал — не входить, не мешать.
В а р я. С самогонки на водочку перешли? Убыток.
С а м б у р. Дело срочное есть — говори.
В а р я. Щепа кончилась. Растопить котел нечем.
С а м б у р. Не велика барыня, управишься сама.
В а р я. Трое мужиков здоровых…
С а м б у р. Цыть! А ну, Василек, рыцарство свое покажи.
Василек встает и уходит с Варей.
Совестливый он, не верю ему… (Убедился, что их не слышат). Авария чужая… А чужая ли? Вот она, Николай, скважина та самая. Вот она, долгожданная. Ну, сынок, дорогой!..
Поворот круга. С ведрами идет Т о н я.
Т о н я. Была — не была… (Кричит). Марковна! А, Марковна! (Себе). Откуда Дима узнает?
По ту сторону заборчика появляется М а р к о в н а.
М а р к о в н а. Тонечка, рыбонька? В кои века голосок подала!
Т о н я (сухо). Воды мне. Разживусь?
М а р к о в н а. Открою сейчас. Заходи, заходи, радость-то какая!
Т о н я. Держите. (Передает ведра через заборчик).
М а р к о в н а. Все, любонька, старую обиду растравляешь?
Тоня враждебно молчит.
На войне, с врагом, и то замирение бывает, скажи?
Т о н я. На колени мы вражину поставили. И зубы у него выдрали.
М а р к о в н а. На то враг, а промеж нас что было? Недоразумения была! Городская, солдатик в юбке, фронтовая симпатия… Думали, безрукая, недодельная, поросенка не досмотрит. А?
Т о н я. К поросенку подбирали и пару?
М а р к о в н а. Диму-то за родного мы считали. Гаркулесу такому и жену бы в масть… А ты и на пятьдесят кил не тянула.
Т о н я. Вас бы на паек ленинградский, блокадный! Будет вода-то?
М а р к о в н а. Руки в подагре у меня, короткие стали. (Кричит). Варенька, доченька, накачай воды с бассейна!
Голос Вари: «Сами качайте, если нужно».
Ох, вредно это — одной в цветении-то…
К заборчику подходит С а м б у р, сдержанно кивает.
С а м б у р. Давай, мать, ведра, принесу.
М а р к о в н а. Отец, с Тонечкой вот в дружество входим!
Т о н я. Не беспокойтесь, я заплачу.
С а м б у р. Эх, Антонина, двадцать лет сердце калишь. Кто же мог наперед разглядеть, что такая получится хозяюшка да копилочка? Оба вы трудитесь — глядеть удовольствие.
Т о н я. Врете все! Спать не дает, что Дима копейке вашей возлюбленной молиться не захотел? Гордость это моя, что каждому его рублю поклониться могу, гордость! И давно мы поняли — с собаками ляжешь, с блохами встанешь. Так-то.
С а м б у р. Иди, мать. Хворому сердцу и радость во вред.
Марковна нехотя уходит.
Т о н я. Нет меж нами войны, и на том скажите спасибо.
С а м б у р. А на меня, Антонина, донос поступил.
Т о н я. В чем же обвиняетесь?
С а м б у р. Виноградной варехой будто промышляет Самбур. А для крепости домешивает всякой вредности.
Т о н я. Хотела бы сказать, что Дима это, что это мы с ним…
С а м б у р. Правда — не он?!
Т о н я. Радость это для вас?
С а м б у р. Да, радость, что не сын навеял. И что ты за столько-то лет воды взять пришла — радость… Старший мой погиб по-дурному. Варя отряхнется, опять улетит из гнезда… Один Дмитрий остается. Не родной, а все же сын, на ноги ставил, вырастил, не вырвешь из души…
Т о н я. Что это он такой необходимый вам стал?
С а м б у р. Не тот я уже… Старый, жизнью поношенный, опора мне нужна, родная душа. Ты зло простишь, и Дима забудет. Уговори его, Тонечка, верни мне сына. Молиться буду на тебя!
Т о н я. Воды несите.
С а м б у р. Не дай тебе бог, доченька, одинокой старости. (Уходит, сокрушенно качая головой).
Т о н я (взволнованно ходит). Молила ж Диму, когда с войны вернулись: плюнь ты на эту половину дома, пусть подавятся! На землянку согласна, лишь бы от этих кусочников подальше. На что мне дом, хозяйство? В медтехникум пошла бы снова, с детишками в детсадике возилась… Нет, ему — свое доказать, что и он тут хозяин, что и его трудом дом держался. На принцип стал, добился! Не верю я этому волку серому, слез его больше боюсь, чем зубов… Чего ему от нас нужно?
Возвращается С а м б у р.
С а м б у р. С насосом что-то. Налажу — позову.
Тоня уходит в дом, Самбур к себе. Входят Ж е л е з н я к с сумкой и С е р г е й с коробкой конфет. Через плечо у Сергея транзистор. По знаку Железняка садятся в лодку.
Ж е л е з н я к. Жена… Не знает еще, что вчера опять я там, на Старых мельницах, побывал.
С е р г е й. Значит, докопался… Думал, поостынешь.
Ж е л е з н я к. На это у Дубка и весь расчет был. В свои ворота гол я забил тогда.
С е р г е й. Дошло?.. Один действовал, один и…
Ж е л е з н я к (вскочил). Сговорились вы сегодня? Один, один… От всех я действовал!
С е р г е й. А может, за всех?
Ж е л е з н я к. Я, когда танк свой первым бросал в огонь, не ждал, чтоб комбат просил. И на других не оглядывался. Закон жизни и победы: вперед, по сторонам не смотри!
С е р г е й. Все бы на твой манер, еще три года воевать бы.
Ж е л е з н я к. Сопли ты тогда утирал, Сергей.
С е р г е й. Слезы утирал. Над похоронкой.
Ж е л е з н я к. Прости дурака…
Сергей машет рукой.
Солдат я, армиями не командовал… С большой стройки ты приехал,