Слабая надежда на то, что супруг однажды возьмет ремень и вернет Нику обществу, исчезла после того, как в гости к ним затащили некого интуриста. Узрев на стене вышеупомянутую ромашку из вилок, он ахнул и спросил через переводчика, сколько этот шедевр может стоить. Ника, не думая, брякнула: «Тысячу!» – имея в виду, разумеется, тысячу ефремок. Гость, не чинясь, заплатил тысячу баксов, придурь стала профессией, а муж подал на развод.

Естественно, что, будучи иностранцами, покупатели Никиных шедевров шпионили напропалую. Вскоре Невыразиновой, на свою беду, заинтересовалась баклужинская контрразведка, и генерал Лютый дал круто идущему в гору майору Выверзневу секретное задание сблизиться с хозяйкой салона. Генералу и в голову не могло прийти, что Выверзнев (кобель известный!) давно уже сблизился с Никой и теперь не знает, как от нее отдалиться.

В отместку Николай потратил на мнимое сближение чертову уйму казенной валюты – и все равно считал себя обиженным…

В тот день Нике пришло в голову побелить скрипку…

Видение ослепительно белого смычкового инструмента на фоне обожженной разделочной доски было столь впечатляющим, что Ника немедленно вознеслась на табуретку и распахнула настежь створки антресолей, в чьей пыльной и мрачной глубине вполне могла таиться виртуальная банка водоэмульсионки, а еще лучше – нитрокраски.

Загрохотали, ссыпаясь на пол, тазики и помазки, а затем в пыльной и мрачной глубине что-то мягко шарахнулось, и перед отпрянувшей Никой воссияли два изжелта-зеленых зрачка.

Табуретка вывернулась из-под ног, и грохоту стало больше.

– Тихо ты! – прошипели с антресолей. – Распадалась!.. – И в темном прямоугольнике показалось мохнатое дымчатое личико – все в паутине и в известке.

– Утя-путя… – сложив губы в трубочку, проворковала лежащая на полу Ника, зачарованно глядя на обаятельное существо. Она вообще обожала все пушистое.

Вновь взметнулась на табуретку, и домовой отпрянул.

– Куда лапу тянешь? – прошипел он. – Попробуй тронь только – враз памяти лишу!

Нашел кого пугать! Не услышав угрозы, Ника попыталась провести ладонью по дымчатой шерстке, и домовой, осерчав, действительно лишил ее памяти.

Нашел чего лишать! Табуретка вывернулась из-под ног, и грохот повторился.

– Утя-путя… – сложив губы в трубочку, проворковала лежащая на полу Ника, зачарованно глядя на обаятельное существо. Вновь взметнулась на шаткий деревянный пьедестал, за что была лишена памяти вторично.

Грохот.

– Утя-путя…

Тут наконец домовой уяснил, что полеты с табуретки и обратно могут продолжаться до бесконечности, смирился и с оскорбленным видом позволил себя погладить.

– Все, что ли? – раздраженно осведомился он. – Теперь закрой дверцы, и если кто спросит – меня здесь нет, ясно? Чего уставилась? Ну скрываюсь я, скрываюсь!..

– Ка-кой пушистенький… – зачарованно глядя, молвила Ника.

– От кого, от кого!.. – передразнил домовой, тоже, видать, не слишком вслушивавшийся в слова собеседницы. – От кого надо, от того и скрываюсь!

– Расче-ешем… – мечтательно молвила Ника.

– Подставился, вот почему! – сердито ответил он. – Обложили, гады, со всех сторон…

– И бантик на шейку…

– Да свои же, лыцкие! – с надрывом объяснил домовой.

Но тут дверной колокольчик (электричества Ника избегала, где только могла) звякнул, как заикнулся, – и в прихожей на секунду возникла чуткая тревожная тишина.

– Створки закрой! – тихонько взвизгнул домовичок.

Такой взвизг обычно издает загнанная в угол кошка, и Ника даже опомнилась слегка, что, кстати сказать, случалось с ней крайне редко. Во всяком случае, она, не переча, захлопнула дверцы и, спрыгнув с табуретки, пошла открывать.

– А спросят, почему тазики на полу, – прошелестело из закрытых антресолей, – скажи: барабашки отвязались!..

То ли норов такой, то ли аура медом намазана, но скандалы к себе Ника так и притягивала. Учрежденное Портнягиным Бюро астрального климата постоянно отмечало в своих сводках зону повышенной напряженности на углу проспектов Нехорошева и Нострадамуса, причем эпицентр таинственной напряженки каждый раз приходился на квартиру номер десять. Попытки объяснить это явление чисто естественными причинами убедительными не кажутся, поскольку, пока там проживали прежние хозяева, с астралом все было в порядке…

Когда Ника, захлопнув за домовичком створки антресолей, спрыгнула с табуретки и пошла открывать, ей еще, разумеется, было невдомек, что двухкомнатка уже обложена сверху, снизу, а также со всех четырех сторон, включая проспект Нехорошева.

А началось с того, что в одиннадцать часов утра глава лыцкой диаспоры домовых Кормильчик, заметно перепуганный, лично объявился в здании МВД республики и потребовал встречи с подполковником Выверзневым. Однако Николай к тому времени уже выехал со своими орлами в Чумахлу – расследовать чудо с гирей. Тогда отчаявшийся Кормильчик, рискуя навлечь на себя гнев Батяни, прямиком вышел на генерала Лютого и сообщил ему о появлении в столице того самого домового, что вчерашним вечером пересек Чумахлинку вместе с Африканом.

Город немедленно был разбит на квадраты, начался розыск. Подняли всю нежить Баклужино – и дымчатых, и разношерсток, подключили колдунов… Уже к полудню генералу смущенно доложили, что беглеца в столице не обнаружено.

Лютый задумался. За три часа домовой никак не мог достичь городской черты – ножки коротковаты… И генерал обратился к оперативной карте. Насчитывалось всего четыре объекта в городе, не обысканных дымчатыми бойцами Кормильчика. Правое крыло краеведческого музея для них недоступно, поскольку там хранится чудотворная икона… Офисы фирм «Дискомфортъ» и «Ограбанкъ» ежедневно окропляются святой водой – стало быть, тоже не в счет. И что остается? Остается, как всегда, квартира гражданки Невыразиновой. Вот туда нечисть способна в принципе проникнуть, но только не местная – пришлая… Местная не рискнет…

Сначала генерал хотел сразу же выправить ордер на обыск, но подумал и решил лишний раз ни себя, ни Выверзнева не подставлять. Тем более что уж здесь-то подполковник скорее всего был чист. Во-первых, стопроцентное алиби, во-вторых, концы он обычно хоронил на совесть. А в данном случае прямо-таки лезли в глаза не свойственные Выверзневу неряшливость и небрежность… Прятать преступника у любовницы?.. Нет-нет, совсем на него непохоже…

Кроме того, заподозрить Николая Выверзнева в двойной игре означало отстранить его от дела. На это генерал Лютый просто не имел права – особенно сейчас, когда Николай был позарез ему необходим для отмазки перед Президентом. Многоопытным нутром бывший участковый давно уже чуял, что Кондратьича не удовлетворит любой исход следствия и что придется искать крайних… А крайним, по замыслу генерала, должен был стать именно подполковник Выверзнев…

Короче говоря, Лютый счел наиболее мудрым мягко намекнуть Николаю при встрече, чтобы тот разобрался со своей пассией, самому же больше в это дело не соваться. Вдобавок отвлекли тревожные сообщения с двадцать пятого километра относительно босоногости протопарторга, о чем генерал с перепугу доложил Президенту, получил втык – и загадочный дымчатый беженец как-то сразу отошел для него на второй план…