Триша подняла голову, но она тут же откинулась назад, как игрушечный шарик на пружине, и громко стукнулась об окно. Последнее, что она помнила, – скрежет металла по дорожному покрытию, когда автобус перевернулся и проехал сколько-то на крыше. Было темно, но на противоположном сиденье она увидела Барбару. Ее левая рука была закинута за голову под неестественным углом. Зеленое платье задралось, и Триша увидела ее кружевные розовые трусы. Не без злорадства она рассмотрела и ямочки на ее бедрах – явные признаки целлюлита. Барбс была бы вне себя, если бы узнала, что Триша их видела.

Невероятными усилиями она подалась вперед и одернула ей платье. Затем она повернулась к мужу и потянула его за руку.

– Сельвин, ты в порядке? – Рот ей не подчинялся, слова казались чужими. Ответа не было. – О боже, Сельвин, не умирай. – Она приложила ухо к его груди в надежде услышать ритмичные сокращения мышцы и убедиться, что он жив.

Лорейн уставилась на место, где когда-то было лобовое стекло. Она видела фары машин, проезжающих во встречном направлении. Они двигались медленно, чтобы зеваки, сидящие в них, могли получше рассмотреть кровавое мессиво. Она была зажата ремнем безопасности, но под весом тела, растягивающего его, не могла его расстегнуть. Ей оставалось только вслепую размахивать руками.

– Мама, папа, где вы? Вы ранены?

Сзади донесся голос Триши:

– Ты как, Лорейн? Твой папа тут. Он… я думаю, он дышит.

Барбс зашевелилась, услышав голос дочери.

– Лорейн, это ты? – Ее голос звучал так, будто она проглотила лопату песка.

– Я впереди, мам. Я в порядке, но не могу найти Петулу.

Голубой свет сирен осветил внутренности автобуса. Все сразу стали мертвенно-синими. Двое медиков склонились над кем-то на дороге перед автобусом. Лорейн не было видно, что они делают, но она не могла понять, что могло быть важнее, чем помощь тем, кто оказался заперт в автобусе. Один из врачей встал, покачал головой и дал какой-то знак коллеге. Молодая девушка, которая казалась не сильно старше самой Лорейн, подошла к ним и тут же закрыла рот рукой. Ее коллега ободряюще обнял ее за плечи, взял у нее простынь и накрыл что-то, лежащее на дороге.

У Лорейн тут же сложилась мозаика в голове.

– Нет, только не Петула, – завыла она.

Барбс пыталась повернуться к дочери, но ее рука была неестественно согнута за головой, и она не могла ею пошевелить.

– Лорейн, в чем дело? Ты нашла Петулу?

– Она погибла, мам, – всхлипывала Лорейн. – Она лежит на дороге перед автобусом. Ее, скорее всего, выкинуло через лобовое стекло.

Барбс закрыла глаза и вспомнила малышку Петулы. Если бы им удалось убедить ее взять ребенка с собой, крошка уже была бы мертва. Какая бы судьба ее ни ждала, она вряд ли была хуже той, что постигла ее мать. Барбс ужасно хотелось обнять Лорейн. Она слышала, как та тихо оплакивала подругу, и ей не терпелось успокоить ее.

Автобус стал раскачиваться из стороны в сторону – пожарный пытался открыть заднюю дверь.

– Мы скоро вас вытащим. Может мне кто-то сказать, сколько внутри пассажиров?

Барбс прищурилась от света его фонаря и закрыла глаза рукой.

– Нас… было… десять.

Тут она почувствовала, что кто-то схватил ее за щиколотки, и инстинктивно подняла ноги. Из-под искореженного сиденья на нее смотрели ничего не понимающие глаза, полные ужаса.

– Майки! Слава богу. Ты в порядке?

– Наверное, но у меня болит голова. Что случилось? – Он потер пальцами лоб и посмотрел на них. – У меня течет кровь. И у меня выпал еще один зуб, – объявил Майки, исследовав языком рот.

– Автобус разбился, Майки, но пожарные уже здесь и скоро нас вытащат. Все будет хорошо. – Она потянулась и взяла его за руку. – Я здесь, Майки, и я позабочусь о тебе.

Барбс видела, что он изо всех сил пытается держать себя в руках, но следующий вопрос он задал срывающимся голосом:

– А где мой папа?

На следующее утро Альберт стоял с чемоданом на ступеньках и медлил – ему явно не хотелось уезжать. Мэри же больше всего хотелось спустить его с лестницы, как вышибалы вышвыривают нарушителей порядка из ночных клубов.

– Мэри, по поводу прошлой ночи… – начал он.

Мэри еле сдерживалась, чтобы не застонать от нетерпения. Ей было не до выяснения отношений.

– Альберт, пожалуйста, не говори ничего, о чем мы оба потом пожалеем.

Он многозначительно кивнул.

– Я всегда буду помнить тебя, Мэри, и, конечно, если я когда-нибудь еще вернусь в Блэкпул…

– Да, да, конечно, обязательно заезжай, – пробормотала она, закрывая дверь и не пытаясь скрыть свое нетерпение.

Он положил ладонь на дверь.

– Я надеюсь, что то, что между нами произошло прошлой ночью, поможет тебе жить дальше, Мэри, – сказал он мягко, но твердо. – Томас умер, он никогда не вернется.

Мэри прикусила нижнюю губу и смотрела на свои ноги, не желая видеть жалость в его глазах.

– Я знаю, – наконец прошептала она.

Конечно же, она в это не верила, но прием подействовал, и Альберт попрощался, поцеловав ее в щеку. Наконец-то можно было закрыть дверь за его удаляющейся фигурой и поспешить наверх.

Малышка мирно проспала рядом с ней большую часть ночи, проснувшись лишь раз, чтобы поесть. Мэри раскрыла пеленку, которую она приспособила под подгузник, и увидела, что она вся черная.

– Ой, малютка, что это тут у нас? – Она достала салфетки и бережно вытерла ей попу. – Пойдем еще разок помоемся, а потом я отнесу тебя в больницу.

На кухне Мэри села в кресло Томаса, держа девочку на руках. Обивка по-прежнему напоминала ей о нем, и ее умиротворяла мысль, что здесь он провел столько счастливых часов. Повернув голову, она вдохнула запах его сигары. Улыбнувшись, Мэри вспомнила, сколько раз она говорила ему не курить в кухне. А теперь ей не хватало этого запаха, который раньше она выветривала полотенцем.

Мэри включила радио и стала слушать новости. Она не знала, что именно она рассчитывала услышать, но, к ее облегчению, упоминаний об оставленном ребенке не было. Тот, кто принес на ее порог девочку, не изменил своего решения. В новостях сказали о микроавтобусе, разбившемся на шоссе между Блэкпулом и Манчестером, и ей стало жалко людей, которые потеряли жизни. Вскоре ее внимание вновь вернулось к спящему на ее руках ребенку.

– Ты такая прекрасная девочка. Как же жаль, что Томаса нет. Он бы сказал, что мне делать.

И вновь она раздраженно вспомнила Альберта, ругая себя за слабость. Его вера в то, что Томас мертв, помогла ему совратить ее, но он просто не владеет всеми фактами. Мэри считала, что у нее есть доказательства того, что Томас все еще жив. Через несколько месяцев после трагедии на шахте она пошла к ясновидящей. Там она ни словом не обмолвилась о себе, но сказала, что испытывает сильнейшее желание пообщаться со своим умершим мужем.