Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он рассказывает мне, что женился на Азите, потому что она была его кузиной, а еще потому, что он ее любил. Но в основном, объясняет он, это было одолжение, сделанное дяде и его семье. Иначе в военное время Азиту могли бы принудить к браку с незнакомым человеком.
– Вот почему я в это ввязался. Вся семья согласилась, что это было лучше всего.
– Но у вас уже была жена?
– Да. Но Азита – дочь моего дяди. С тех пор как я лишился отца, он стал для меня отцом. Когда он сказал, что не хочет уступать ее другой семье, я захотел помочь.
Он смотрит на Мехран.
– Он прямо настоящий мальчик, вам не кажется? Он выглядит как мальчик – и ведет себя как мальчик. Он для нас хороший сын.
Я тоже смотрю на Мехран. Черты ее лица напоминают отцовские, особенно когда она морщит лоб или хмурится. Усмехаясь, отец признает, что Мехран балуют больше, чем других детей. Но она – младшая, так что ей просто нужно немножко больше любви – об этом тоже нужно помнить. Это так в любой семье. К тому же Мехран снова станет девочкой; в этом, конечно, не может быть сомнений. Возможно, лет десять-двенадцать – хороший возраст для обратного перехода. Или на пару лет позднее, в зависимости от того, как она будет выглядеть. Отец не вполне уверен в сроках:
– Мы первый раз такое сделали. Посмотрим, что будет дальше.
Он не предвидит для Мехран никаких проблем, не считает, что годы, проведенные в мальчишеской роли, каким-то образом будут смущать ее впоследствии. Планирования и даже просто долгих размышлений о будущем лучше всего избегать. Став свидетелем бурных исторических событий и нескольких войн, он понял, что попытки предсказать будущее часто становятся причиной разочарований.
– Сегодня это нужно, а насчет завтра я не знаю. Мехран знает, что она девочка, а когда подрастет, еще лучше поймет разницу.
Их уловка сработала настолько хорошо, что он почти сумел обмануть самого себя.
– Честно говоря, я думаю о нем как о мальчике. Когда я его вижу, я вижу своего единственного сына.
Отец, безусловно, рассчитывает, что Мехран вырастет, превратится в молодую женщину, выйдет замуж и родит собственных детей. Любой другой исход был бы странным.
– Такова жизнь в Афганистане. Надеюсь, ему повезет. Может быть, даже будет легче потом, потому что сейчас он – мальчик.
За обедом, к которому готовят кебаб, Мехран отводят почетное место между отцом и начальником пожарной службы. Она подружилась с несколькими пожарными, каждый из которых дозволяет ей подержать в нетвердых ручонках свой «калашников». Если у пожарных и есть какие-то догадки насчет ее истинного пола, они достаточно учтивы, чтобы сказать об этом вслух. Они также очень вежливо отводят глаза, когда на пути попадаются три другие девочки, и дружно стараются сохранять дистанцию, чтобы избежать любого физического соприкосновения. Ни одной из остальных девочек не представляется шанса подержать в руках оружие. Поглотив гигантское количество еды, начальник пожарной службы достает сладко пахнущую самокрутку и прикуривает. Он пускает ее по кругу между своими подчиненными, которые с радостью принимают угощение, опустив оружие на колени. Это сделает обратный путь в Кабул не таким скучным.
По дороге домой Мехран засыпает на отцовском плече, а задача вести машину препоручается парню-пожарному с тяжелыми сонными веками. У Мехран есть еще несколько лет до начала жизни в роли обычной афганской женщины. А пока она пользуется привилегиями.
Знай же, что тело – лишь одеянье.
Ищи не покров, а того, кто под ним.
Руми – персидский поэт XIII в.
Захра
Выставленная на стол, она была точь-в-точь как животное в зоопарке. Вокруг раздавались веселые возгласы и громкий смех. Она застыла, не в силах шевельнуть и пальцем. Когда по ее щекам покатились слезы, она не подняла рук, чтобы их утереть. Слезы еще сильнее их раззадорили: «Смотрите, смотрите!» И на нее стали смотреть еще пристальнее. Некоторые возбужденно захлопали в ладоши. Наконец, она закрыла лицо ладонями и закричала, чтобы не слышать этих звуков…
Этому происшествию суждено было стать одним из ее самых первых ярких воспоминаний, и позднее она описывала его так: «Я сделала мир темным. Я думала, что если я не смогу видеть мир, то и он не увидит меня».
Приход в детский садик в Пешаваре в стандартной униформе для мальчиков был ошибкой. Одежду принесла ей мать, и секрет Захры продержался несколько дней, но потом другие дети ее разоблачили. Старшие принялись дразнить ее: она ведь ненастоящий мальчик, так почему ей хочется казаться мальчиком? Один из ребятишек побежал за воспитательницей, которая была очень недовольна, узнав об этом маскараде. В садик вызвали родителей Захры, и они молча выслушали целую лекцию о важности дисциплины и послушания для детей с самых юных лет. Это миссия как детского сада, так и школы, и не следует с ней шутить. Родителям придется достать для своей дочери подобающую девичью форму, прежде чем ей позволят вернуться в садик.
Дома Захра плакала и норовила вывернуться из синей юбочки и белой блузки. Именно в тот день, когда она вернулась в садик, ее выставили на стол, чтобы она служила примером остальным.
– Это девочка, – объявила воспитательница. – Посмотрите на нее. Вот так выглядит девочка. Видите? Она никогда не была мальчиком. Теперь вы все это запомните.
Почти десять лет спустя, стоя на пороге кабульской квартиры, принадлежащей ее семье, Захра одета в одежду по собственному выбору: свободного покроя черный пиджак, рубашку на пуговицах и темные брюки. Она выглядит точь-в-точь как элегантный юноша, гуляющий по тонкой грани между полами, – с ее округлым лицом, полными губами, длинными ресницами и блестящими стрижеными а-ля Том Круз волосами с аккуратным боковым пробором. Она приветствует нас без улыбки. И не опускает взгляд (побуждение, впитавшееся в плоть и кровь большинства афганок). Она бесстрашна, смотрит мне прямо в глаза, уперев одну руку в бедро. А почему бы и нет? Ее внешность соответствует господствующему полу; моя – нет.
Благодаря еще одной цепочке слухов и знакомств «из рук в руки» я нашла 15-летнюю Захру и ее семью. Они родом из Андхоя, что в северной провинции Фарьяб. Там, если верить на слово нескольким кабульским торговцам коврами, девочек нередко одевают как мальчиков, чтобы они помогали в роли прядильщиц в производстве ковров. Но Захра никогда не была бача пош, выполнявшим тяжелую работу. Напротив, ее родители говорят, что их дочь просто всегда хотела быть мальчиком. Они тут ни при чем. И так же как многие истории о бача пош, с которыми я сталкивалась до сих пор, эта оказывается не вполне правдивой.
Захра вступает в опасный возраст.
Девочку-афганку, которая перестала быть ребенком и начала свой путь к молодой женщине, следует немедленно прикрыть и защитить, чтобы гарантировать сохранение ее девственности и репутации для будущего брака. Неважно, насколько спортивным, мальчишеским и живым был дух бача пош, пубертат – или, по словам доктора Фарейбы, в идеале чуть раньше – это время, когда для большинства девушек по необходимости опускается занавес. Именно тогда их нужно провести через обратное превращение, иначе бача пош, по словам Фарейбы, может «немножко повредиться в уме», если будет представляться кем-то иным, вступая в возраст половой зрелости, когда гендерная сегрегация достигает полного расцвета. По этой причине, оставаясь в свои 15 лет в мужском обличье, Захра постепенно вступает на гораздо более трудную почву, чем бача пош помоложе. К ее годам девочек уже обыкновенно учат стараться быть приличными, стеснительными и очень тихими молодыми женщинами.