Если б не наличие Иррандо, я бы вообще стала подозревать у себя шизофрению. Но он был реален, не выходил из моей головы, и я уже жалела, что не расспросила его обо всём подробно. Хотя, кажется, и сама догадалась. Вечером наберусь смелости и пойду к Славику. Как минимум, этому прыщавому надо дать в лоб за враньё и пособничество. Если что, ещё и папу возьму!

– Как ты, доча? – спросил папа.

– Уже ничего, – вздохнула я и повернула к папе ноутбук. – Кажется, меня сюда похищали.

И мы с папой уставились на изображения острова Аруба, где пляжи омывали лазурные волны, по белому песку расхаживали ярко-розовые фламинго, а в горах, покрытых джунглями, имелись загадочные пещеры. Как-то всё это было знакомо и отдавалось приятным узнаванием. Если бы в моей груди был установлен индикатор «тепло-холодно», то сейчас стрелочка на нем переместилась бы в красную сторону. Судя по Гугл-картинкам, Аруба была раем, созданным для пляжного отдыха, созерцания закатов над морем, коктейлей, яхт, дайвинга и восторженного подпрыгивания в купальниках на фоне пальм. К тому же там имелся розовый дракоша на входе в какое-то заведение и множество всевозможных ящериц на камнях. Сними макро-съёмкой, и вот вам, пожалуйста, дракон в анфас и профиль.

– Ты вспомнила? – осторожно спросил папа.

– Кое-что, – кивнула я. – И вообще были кое-какие предпосылки.

– Скажи честно, тебя снова хотели похитить?

– Нет, пока нет, – пробормотала я, вспоминая глаза Иррандо, их влюбленное сияние, его красивое лицо и такие ласковые руки.

Нет, он был, конечно, сумасшедший, но не злоумышленник. Может, ему тоже подкапывают из кольца наркотической гадости, и поэтому он несет белиберду о каких-то колдунах?

– А с губами что? Почему такие красные? Припухшие?

– Целовалась, – вздохнула я.

– Аня! – укоризненно сказал папа.

– А что, беременной быть можно, а целоваться нельзя?

Папа растерялся.

– Ты же у меня всегда была нравственной и вообще…

Я рассмеялась – лицо у папы было забавное.

– Знаешь, пап, благодаря арубским парикмахерам, офтальмологам и дантистам, на меня повысился спрос. Вон сегодня даже Плиман отобедать пригласил. А другой студент признался в любви…

– Ну, дочь, я всегда говорил, что ты – красавица. Но вообще ты как-то фильтруй. Чтобы не скатиться по наклонной дорожке… Ты, конечно, расцвела с беременностью, но ни-ни, не балуй! – погрозил мне папа пальцем.

– Да ладно тебе, – хихикнула я. – Лучше поехали на мои курсы молодого спецагента. Чтобы, если что, отстреливаться от фламинго и делать подсечки ящерицам.

– Ох, Нютка, – покачал головой папа.

И мы поехали. В полицейском тире нас поджидали папины подчиненные, Глеб и Вася. Сдвинув потихоньку наушники, я подслушала, как они говорят о каком-то вирусном видео с драконами с миллионами просмотров, которое не могут отследить никак по Айпи, и вообще что-то там было запутанное. Весёлая у них работа! Зависть-зависть, хотя у меня жизнь тоже «весёлая», обхохочешься…

Потом папа учил меня стрелять, и сегодняшней мишени не повезло куда больше, чем вчерашней. Я даже вошла в азарт, представляя тех, кто управляет моим кольцом – почему-то виделся пузатый дядька с пальцами-колбасками, сидящий в белом халате за пультом управления, как в космическом корабле, и парочка миньонов, прыгающих рядом. Папа меня похвалил, и мы, подшучивая друг над другом, направились в школу экстремального вождения. Но едва мы зашли в большой, остекленный холл с гранитными плитами на полу, папе позвонили.

– Сейчас, Нютка, это из лаборатории, – буркнул он и отошёл в сторону.

И вдруг до меня донеслось его гневное:

– Да вы что там, обкурились все?! Вы о моей дочери говорите! Значит, перепроверьте! Я всё сказал!

Когда папа подошёл ко мне, на нём лица не было.

– Дебилы, блин! Наберут недоучек и прихваливают: молодой гений, молодой гений! Укурок явно! Напишу рапорт, пусть увольняют.

– Не кипятись. Лучше скажи, в чём дело, пап?

Папа вскинул на меня гневные глаза, в которых было слишком много растерянности.

– Да ни в чём! Ошиблись в анализах. Будем пересдавать.

Я требовательно подёргала его за рукав:

– Пап, ну давай, договаривай. Что они сказали?

– Полный бред. Тебе его знать не зачем.

– Па-ап, я не отстану. Скажи мне и вместе посмеёмся над тем, какие они дебилы. Ну, говори!

Папа нервно выпалил:

– Тут и говорить не о чем, эти кретины обнаружили у ребенка ДНК аллигатора, с большей вероятностью, даже не аллигатора, а динозавра, мутировавшее в человеческое…

У меня отвисла челюсть. Я глянула на кольцо и задрожала.

Папа не заметил.

– А в твоей крови нашли какой-то неопознанный элемент. Неопознанный, блин. Волки позорные. Что может быть в крови неопознанного? Таблицу Менделеева не знают?! Все с мест полетят! Поехали в больницу! К нормальным врачам.

– В больницу потом, пап. Сейчас домой, – решительно сказала я.

– Тебе опять плохо?

– Нет, надо, наконец, выяснить все вопросы с одним человеком. Обещай, что ты будешь молчать, пока я буду его допрашивать. Обещай!

– Допрашивать? – удивился папа.

– Тьфу, ну или спрашивать, – хмуро сказала я. – Но с пристрастием. И сначала я сама, понял? Сама!

– Моя дочь, – с гордостью сказал папа и пообещал.

Иррандо был зол на себя, на этот мир и даже на Аню. Как он мог так поторопиться?! Как она могла не поверить?! Как можно жить в мире, где всё шумит, ездит, громыхает, светится?!

И беспокоился за Аню, ей снова стало плохо, а он ничего не смог сделать, но она бы и не захотела. Неужели ей ничего не говорит сердце?! Его, непослушное, то тает, то заходится. И всё о ней. А она…

Неужели её чувства были «от ума»? И вместе с памятью всё стёрлось: их жаркие, сладкие ночи, их счастье, их смех и полёты?! К горлу подкатывал ком. Грусть граничила с отчаяньем. Драконья сущность просилась наружу – хотелось развернуть крылья, взлететь, полыхнуть огнём со всей силы. Может, тогда бы полегчало. Но поддаваться порывам было никак нельзя. Уже поспешил раз и всё испортил.

Набережная реки опустела. Аня распугала всех своей маленькой чёрной штуковиной. Даже странно. Надо у Славика спросить, что это был за инструмент. Голова кипела. Иррандо бросился в реку, чтобы хоть как-то охладиться, но тут же вынырнул, в ужасе округлив глаза. В них что-то попало, или, наоборот, выпало… Это была не вода! Точнее вода, но какая-то не очень, грязная и мутная.

Иррандо подтянулся на руках и вылез на облицованный камнем берег.