— Ладно, ладно, — согласился он, и я пронзила его пристальным, угрожающим взглядом.

— Я серьезно. Кери могла еще ему не сказать.

Тон гудения крылышек снизился, хотя высоты Дженкс ни миллиметра не потерял.

— Ладно, — неохотно согласился он.

Я вышла на тротуар, в солнечные пятна от листвы, еще не совсем облетевшей. Кизли и есть Леон Бэйрн? — подумала я и снова на него посмотрела. Леон — единственный, кроме меня, кому удалось уйти из ОВ и остаться в живых, хотя ради этого ему пришлось разыграть собственную смерть. Я так понимаю, что Трент об этом знает, так как сам помогал. Ему тогда должно было быть около пятнадцати, но он только что вошел в права наследства и рвался себя проявить.

Я посмотрела на Дженкса, вспомнила, как разъярился он, когда я скрыла от него, что Трент — эльф. Если Кизли и есть Леон, то он — оперативник. Его доверие Дженкс не предаст ни за что.

— Дженкс, ты умеешь хранить тайну? — спросила я, замедляя шаг, когда Кизли нас увидел и прекратил работу, опершись на грабли. Он сильно страдал артритом и редко бывал в такой форме, чтобы работать во дворе — несмотря на чары от боли, которые Кери для него сделала.

— Вероятно, — ответил пикси, зная пределы своих возможностей. Я сердито на него посмотрела, и он скривился: — Ладно, ладно, сохраню я твой дерьмовый секретец. Чего там? Трент носит лифчик для мужчин?

Я невольно расплылась в ухмылке, потом стала серьезной:

— Кизли — это Леон Бэйрн.

— Твою мать! — присвистнул Дженкс, и вспышка света озарила листья снизу. — Стоит мне взять выходной, как ты выясняешь, что Кери беременна и живет под одной крышей с живой… то есть мертвой легендой!

Я улыбнулась:

— Трент сегодня был разговорчив.

— Похоже на то. — Его крылья задумчиво посеребрились. — С чего это Трент тебе сказал?

Я пожала плечами, провела на ходу рукой по позвякивающей сетчатой изгороди двора Кизли.

— Не знаю. Доказать, что он знает что-то, чего не знаю я? Да, Джи тебе говорила, что ее ухажер у нее поселился?

— Чего?! — Крылья у него остановились, и я в выплеске адреналина спешно подставила руку, но он успел прийти в себя и не упал в ладонь, повиснув снова в воздухе. Лицо его превратилось в маску родительской тревоги. — Тебе Трент сказал? — пискнул он. Я кивнула — он всмотрелся в сад, где даже сейчас, осенью, видны были следы благотворного присутствия пикси. — Тинкина мать! — вздохнул он. — Кажется, у меня есть разговор к моей дочери.

Не ожидая моего ответа, он метнулся прочь — и тут же резко застыл у ограды. Соскользнув на два-три дюйма вниз, он выхватил из кармана красную бандану и завязал вокруг лодыжки. Это у пикси замена белого флага: обещание хорошо себя вести и не браконьерствовать. Раньше Дженкс никогда не надевал ее, навещая дочь, и то, что теперь надо считаться с ее мужем, было для него горькой радостью. Крылья у него угрюмо посинели, и он полетел над домом на задний двор, где Джи кропотливо строила свой сад.

Я слабо улыбнулась, помахала Кизли рукой, открыла калитку и вошла во двор.

— Привет, Кизли! — сказала я, оглядывая его с новым интересом, порожденным знанием его истории.

Темнокожий старик стоял посреди двора, дешевые кроссовки почти утонули в листьях. Джинсы у него вылиняли от работы, а не от стирки с камнями, красная рубаха в черную клетку казалась на размер больше — где-нибудь на распродаже купил, наверное.

Морщины придавали его лицу такую выразительность, что настроение его сразу было видно. Легкая желтизна в его глазах вызывала у меня тревогу, но он был здоров — если не считать старости и артрита. Видно было, что когда-то он был высок, но сейчас я могла смотреть ему глаза в глаза. Возраст сильно потрепал его тело, но разума еще не коснулся. Он был для нашей округи местным мудрецом и единственным, кто мог давать мне советы, не получая резкого отпора.

Но больше всего мне в нем нравились его руки. По ним была видна вся его жизнь: темные, суровые, узловатые, окостеневшие, но не боящиеся работы, способные заварить зелье, зашить вампирский укус и нянчить ребенка-пикси. За всеми этими тремя занятиями я его видела, и этому мужику я верила. Пусть даже он выдает себя за кого-то другого — разве не все мы так?

— Добрый день, Рэйчел, — ответил он, оборачиваясь ко мне. Его острые глаза отследили полет Дженкса в расплывающемся следе пыльцы пикси. — Ты в этом свитере — как кусочек осени.

Я глянула на черно-красный узор — никогда раньше об этом так не думала.

— Спасибо, и ты сегодня отлично выглядишь с граблями. Колени нормально?

Старик погладил потертые штанины, щурясь на солнце.

— Бывают лучше, но бывают куда как хуже. Кери теперь часто возится на кухне, пробуя разные средства.

Я замедлила шаг, остановилась на трещиноватой дорожке к переднему крыльцу. Трава наползала на нее с обеих сторон, оставив от дорожки дюймов восемь ширины.

— Наверное, — сказала я негромко, — когда всю жизнь гоняешься за преступниками, это очень для здоровья вредно. Если не поостеречься.

Он застыл, не шевелясь, глядя на меня в упор.

— Я сегодня говорила с одной личностью, — сказала я, желая услышать от него самого. — Он мне сказал…

— Кто? — спросил Кизли хрипло, и я побледнела. Он боялся. Боялся почти панически.

— Трент, — ответила я и с участившимся пульсом шагнула вперед. — Трент Каламак. Держался так, будто давно это знает.

У меня напряглись плечи. Очень нервировал лай собаки где-то рядом.

Кизли выдохнул — долго, медленно. Страх сменился облегчением таким глубоким, что я будто ощутила его.

— Знает, — подтвердил Кизли, проведя дрожащей рукой по тугим седеющим кудрям. — Мне надо сесть. — Он обернулся к дому, который отчаянно нуждался в новой штукатурке и покраске. — Присядем на минутку?

Я подумала о Кери, потом о Маршале. А еще горгулья, которая Дженксу не дает покоя.

— Да, конечно.

Кизли, с трудом передвигая ноги, подошел к просевшим ступеням крыльца, прислонил грабли к перилам и, кряхтя, уселся. Рядом с ним стояла корзинка помидоров-черри — гостинцы для ребятишек на Хеллоуин — и две тыквы, ожидающие резца. Я осторожно присела рядом — колени на уровне груди. Он молчал, и я осторожно спросила:

— Ты как?

Он поглядел на меня искоса:

— Ты умеешь запустить старику сердце, Рэйчел. Айви и Дженкс тоже знают?

— Дженкс, — сказала я с некоторым укором совести, и Кизли поднял руку, показывая, что все в порядке.

— Этот не проболтается, я верю, — сказал он. — Трент мне дал средства для инсценировки моей смерти. На самом деле дал он мне только ткань с нужной ДНК, чтобы размазать по крыльцу, но все равно он знает.

Дал ему ткань? Интересная мысль.