Когда Катя проснулась, Вадима в купе уже не было. За окнами светило солнце, слышно было, как по коридору ходят люди, хлопают двери в туалет и в тамбур. Пассажиры умывались, чистили зубы, кто-то выходил покурить.

Она тоже привела себя в порядок, заправилась. Появилась проводница, сообщила, что до Москвы всего два часа езды.

Катя сдала белье, переоделась, села у окна. В дверь тихонько постучали. Это был Вадим. Катя не сразу его узнала. Причесанный, гладко выбритый, и пахло от него не перегаром, а хорошим одеколоном. Светлый костюм на нем, под пиджаком белая рубашка с коротким воротничком-стоечкой. Очень приличного качества одежда и туфли хорошие, похоже на «Саламандру». Хорошо выглядел Вадим, представительно, и мордастым уже не казался. Да, лицо крупное, но черты не резкие, не грубые. Спокойные линии, мягкий взгляд.

И тело у него крупное, брюшко немаленькое. Но плечи шире, чем живот, может потому он и не казался запущенным толстяком. Можно даже сказать, в меру упитанный мужчина. Средних лет. За тридцать ему, возможно, даже под сорок. Но стариком он точно не казался. Холеный, лощеный, чего нельзя было сказать о нем вчера.

– Девушка, вы меня извините! – Он смотрел на Катю, приложив руку к груди.

– Да нет, ничего. – Она взглядом показала на свободную полку.

Вадим кивнул, прошел в купе, сел.

– Мне совсем нельзя пить, – с виноватой улыбкой сказал он.

– Жарко вчера было.

– Я тут, кажется, из купе кого-то вытолкал.

– Я бы сказала, из вагона выкинули.

– Да, проводница мне сказала… А кто это был?

– Мой злой гений.

– Да?

– Проходу мне не дает. Даже в поезде достал.

– Интересно.

– Бандит.

– Как? – встрепенулся Вадим.

– Банда у него. Банда хулиганов.

– Ну, если хулиганы… – успокоился мужчина. – А то у нас, в Москве, другие бандиты. Рэкет, крыши. Стреляют, убивают, недавно кого-то взорвали. Житья нет…

– Может, я зря в Москву еду? – улыбнулась Катя.

– А едете зачем?

– В институт поступать.

– В театральный?

– Почему в театральный?

– Девушка вы красивая. И черты лица у вас живые. Я бы сказал, одухотворенные… – Вадим приложил палец к щеке, с прищуром, оценивающе глядя на нее: – Я как вас увидел, так сразу понял… Ладно, не будем, – сказал он, осаживая себя.

– Что не будем? – заинтригованно спросила Катя.

– Ну, если вы в театральный поступать будете…

– Не буду.

– Тогда и говорить не о чем.

– А если буду в театральный поступать?

– А хотите? – оживился Вадим.

– Ну, не знаю.

– А я знаю. И в кино бы вас снял.

– Так в чем же дело? – Катя улыбнулась, давая понять, что шутка оценена по достоинству.

– Дело, – кивнул Вадим. – И дело, скажу я вам, непростое. Был у меня случай, взял девушку с улицы, утвердил на роль, она полметра отснялась, а потом, извините, больше не хочу. Не мое это, мне слава не нужна… Актер – это не просто призвание, это состояние души. Актером сначала нужно родиться, а потом уже им стать.

– А вы можете утверждать на роль?

– Катя, вы хотите стать кинозвездой? – спросил Вадим.

В нем не было ни энтузиазма, ни желания сделать ее «звездой». Она не рвалась к славе, и он это видел. И свой вопрос задал, казалось, только для того, чтобы убедиться в своем предположении.

– Не знаю.

– Уже не знаете. Это хорошо.

– А что еще лучше? – завороженно улыбнулась она.

– Если вы захотите стать звездой, будет лучше, – кивнул он. – А если захотите всей душой, то будет гораздо лучше.

– А можно захотеть всей душой?

– Всей душой – это когда ради славы пойдешь на все… Вот этого я вам не советую, – спохватился Вадим.

– Чего вы не советуете?

– Я смотрю, вы заинтригованы.

– Ну, в какой-то степени…

– У вас есть где остановиться в Москве?

– Да, есть, – не очень уверенно сказала она.

В Москве жила двоюродная сестра мамы, которая вроде бы согласилась приютить Катю, пока ей не дадут место в общежитии. Или не укажут на дверь – в сторону родного города. Но вряд ли Юлия Владимировна сгорала от нетерпения поскорее увидеть Катю. У нее муж, две дочери, квартира обыкновенная, не царские палаты.

– Я оставлю вам номер своего телефона… – Вадим взял паузу, внимательно рассматривая Катю. – Нет, я сам с вами свяжусь… Надо, чтобы вы побывали у меня в гостях, прониклись, так сказать, духом киноискусства.

– А у вас можно проникнуться таким духом?

– Да, именно такую обстановку я и создал. Так, ладно, не буду забивать вам голову, – поднимаясь со своего места, сказал Вадим. – У вас на Москву свои планы, а я морочу вам голову. Это сейчас вы зажглись, а завтра перегорите. Да и у меня, если честно, столько дел. Такая чехарда сейчас начнется!

Он взял у Кати номер телефона Юлии Владимировны, оставил свой. На этом они и расстались.

Зеленый двор, пышный сад, запах травы и листьев, спасающая от жары тень. Деревья ухоженные, побеленные. А дом небольшой, одноэтажный, с простой шиферной крышей. Здесь и жила Ирка со своими родителями. И непутевым братцем.

Антон Васильевич крепко пожал Паше руку. Это был среднего роста сухопарый мужчина с гладким лбом, но с глубокими морщинами на щеках в районе губ. Возможно, из-за этих морщин казалось, что Сорокин собирается улыбнуться.

– А не рано жениться собрались? – Он обращался ко всем, а смотрел на Пашу.

Взгляд спокойный, улыбчивый, тон благодушный. Он и не пытался задирать нос перед Пашей. И его жена, маленькая сдобная женщина с ямочкой на подбородке, даже не пыталась изображать перед ним благородную матрону на страже счастья своих детей.

– А нам сколько было, когда мы поженились? – спросила она, вытирая руки о передник.

– Значит, это семейное, – улыбнулся Антон Васильевич.

– Семейное, семейное. И пироги у нас семейные. Давайте за стол, сейчас чай пить будем, – сказала Варвара Борисовна.

Паша ничего не понимал. Антон Васильевич должен был наседать на него, требуя отказаться от планов на Ирку, но тот даже в мыслях не держал ничего подобного. И его жена готова была принять Пашу в свою семью. Зачем тогда Ирка нагнетала, а хитровыделанный Алик ее поддерживал? В чем смысл?

* * *

Квартира Вадима впечатляла. Дом старый, на Стромынке, комнаты большие, с высокими потолками. На кухне и в прихожей мебель современная, а в гостиной – старинная. В прихожей целая галерея: фотографии знаменитых актеров по всей длине стены. В гостиной – только картины.