Лаэла медленно сошла вниз. В холле ее уже ждал маркиз. Он был очень элегантен в вечернем костюме, с голубой лентой ордена Подвязки на груди. На фраке были приколоты и другие ордена — два за отвагу на войне. Лаэла заметно волновалась, и, прежде чем взять ее руку в свою, маркиз нежно поцеловал ее. Затем они медленно пошли по галерее, ведущей в домашнюю часовню в конце здания.

По дороге маркиз нежно произнес, обращаясь к Лаэле:

— Я люблю тебя, Лаэла! Именно о такой женитьбе я всегда мечтал: без всякого шума и помпезности, в домашней церкви с моим священником и наедине с женщиной, которую люблю.

Улыбка Лаэлы красноречивее всяких слов сказала ему, сколь много значат для нее эти слова, — ее до глубины души тронула их искренность и нежность.

И действительно, маркиз говорил чистую правду. Ведь случись ему жениться на ком-нибудь другом — непременно нужно было бы устраивать пышную церемонию бракосочетания в соборе святого Георгия на Гановерской площади, затем прием в Карлтон Хаус и большой бал, где собрался бы весь высший свет Лондона и где заядлые сплетницы непременно бы стали перемывать косточки его жене, ставя ей в вину, что она «не их круга».

«Все правильно, — подумал он. — Это хорошее начало. Свадьба и должна отличаться от того, чего от нее обычно ждут».

Они вошли в красивую часовню с цветными витражами на окнах. И когда Лаэла вместе со своим избранником преклонила колени перед алтарем, ей почудилось, что ее мама и отец тоже незримо присутствуют здесь, а в небесах звучит ангельский хор, благословляющий их.

Когда же священник скрепил их союз словами молитвы она точно знала, что любовь уже прежде соединила их навсегда. Бог благословил их брак, и не потому, что маркиз был богат и знатен, а потому, что любил ее всем сердцем. И для нее маркиз был тем избранником, о каком она всегда мечтала. Когда церемония завершилась, молодые вернулись в гостиную, где их ждали все старшие слуги — многие из них, подобно миссис Мэдоуз, прислуживали в доме не Один десяток лет. Они подняли в честь своих хозяев бокалы с шампанским, а маркиз в ответ поблагодарил слуг за их теплые, сердечные поздравления и за долгие годы безупречной службы и, выразив надежду, что они помогут его жене освоиться с ее новыми обязанностями, закончил словами:

— Я знаю всех вас с детских лет, вы всегда делали этот дом для меня родным. Я хочу, чтобы и для моей жены, потерявшей родителей, этот дом тоже стал родным, и, конечно, для наших детей и внуков!

Слуги еще раз поздравили их. На глазах миссис Мэдоуз блестели слезы. Старые слуги, которые помнили маркиза еще ребенком, тоже плакали.

Присутствующие еще продолжали пить за здоровье новобрачных, а маркиз повел Лаэлу наверх. Вначале он показал ей будуар, из которого одна дверь вела в ее спальню, а другая — в спальню маркиза. Это была великолепная, изящно убранная комната. В ней хранились сокровища и предметы искусства, которые на протяжении столетий собирали женщины из рода Маунтигл. Но Лаэла не успела ничего рассмотреть — маркиз ввел ее в свою комнату. Массивная кровать на высоком постаменте была украшена у изголовья родовым гербом Маунтиглов. И будуар, и спальня были убраны цветами, тонкий аромат лилий витал в воздухе.

Маркиз закрыл дверь и воскликнул:

— Наконец мы одни, дорогая! И ты теперь моя! Никто на свете не сможет отнять тебя у меня, и я смогу наконей сказать, как сильно я люблю тебя!

Лаэла потянулась к нему, и маркиз стал целовать ее, вначале нежно, слегка касаясь губ, словно находясь еще под впечатлением только что закончившейся церковной службы. Но постепенно страсть и близость ее тела начали пьянить его. Он сиял диадему с ее головы. Следом упала на пол кружевная фата потом платье, и наконец он отнес ее в постель.

Невозможно было выразить словами тот восторг, который дарили ей его поцелуи. Она трепетала в его объятиях, и когда несколькими мгновениями позднее он присоединился к ней, она молча прижалась к его плечу и закрыла глаза.

— Моя желанная! Радость моя! — сказал маркиз с необыкновенной нежностью в голосе. — Как рассказать тебе, как выразить словами, что ты значишь для меня? Нет, никогда прежде я не знал, что такое быть счастливым на самом деле!

Она еще теснее прижалась к нему и произнесла едва слышно:

— Мне… мне надо что-то сказать тебе!

Маркиз оцепенел. У него мелькнула мысль, что вот сейчас она сделает ему страшное признание. Наверное, и у нее в прошлом были поступки, за которые ей теперь стыдно, и она хочет исповедаться в них. Как Флер, как другие женщины, которых он знал в прошлом. О Боже! Он не хотел разочарований, особенно теперь, в последнюю минуту. Он так верил ей, так верил, что она не такая, как все, что уже был готов просить ее замолчать и ничего не рассказывать ему. Пусть оставит свой секрет при себе!

Но маркиз слишком хорошо знал себя: потом он будет мучиться всю жизнь, терзаемый подозрениями, быть может более страшными, чем истинное положение вещей.

— Что, что ты хочешь сказать мне? — спросил он отрывисто. Лаэла немного помолчала.

— Я знаю… ты скажешь, что я глупенькая… и наверное, не стоит говорить тебе это… но…

Маркиз молча ждал, чувствуя, как все индевеет него внутри. Лаэла снова спрятала лицо у него на плече и прошептала:

— Я.. я часто думала, но я не представляю, как могут… двое людей, как мы… любить друг друга… и боюсь… вдруг сделаю что-нибудь не так и ты разлюбишь меня.

Последние слова он едва расслышал. Вздох облегчения вырвался из его груди. Мир опять был прекрасен и полов света. На мгновение маркиз закрыл глаза — он не мог говорить от переполнявших его чувств. Наконец он произнес:

— Дорогая моя, единственная, счастье мое! Моя нежная маленькая и невинная жена! Разве я хочу, чтобы ты узнала о любви мужчины и женщины не от меня?

Он начал страстно целовать ее — грудь, губы, лицо. Ее дыхание стало прерывистым. Она словно задыхалась в объятиях мужа.

— Я… я люблю тебя, Джон! О… как я люблю тебя!

— Ты моя, моя Лаэла! — сказал он голосом глубоким и страстным. Потом в нем зазвучали металлические нотки: — И я убью всякого, кто посмеет прикоснуться к тебе. Думаю, что смогу убить и тебя, если только узнаю, что ты мне неверна!

— Как… ты мог подумать такое! Ведь я люблю тебя. Я… обожаю тебя. Ты для меня… как бог… И прошу тебя… мой возлюбленный муж, научи же меня скорее, как сделать тебя счастливым!

Маркиз нашел ее губы и припал к ним долгим и страстным поцелуем. Он никогда не целовал ее так, но теперь Лаэла не боялась этого. Что-то дикое и первозданное нахлынуло на нее, его поцелуи и ласки жгли ее, словно раскаленное железо. Она вся пылала как в огне. И этот пожар разжег в ее груди он, ее муж, ее возлюбленный!

— Я… я люблю тебя… — хотела сказать она, но слова уже были не нужны.

Теперь она принадлежала ему. Свершилось то, о чем еще недавно она не смела и мечтать.