Прости — письмо получилось не очень длинным. Но ты же видишь, что ничего интересного у меня не происходит. Ну вот, мне пора кормить ребенка, так что на этом заканчиваю.

Твоя Сильвия.

2 июля 1958 года.

Дорогая Сильвия. Я так давно не получал от тебя писем. Надеюсь, дома все в порядке? На днях пытался тебе прозвониться, но связь опять никакая — сплошной треск в трубке. Даже интересно.

Так что за неимением новостей от тебя, расскажу немного, как и обещал, про мистера Черского.

Андрей (мы с ним уже на «ты») — джентльмен из Москвы, и у него многолетний опыт работы в журналах с литературным и художественным уклоном. И вдруг его отправляют сюда в Брюссель, чтобы выпускать еженедельник под названием «Спутник». Я очень сочувствую Андрею, так как он оказался в довольно затруднительном положении: начальство ждет от него обыкновенный набор пропагандистских текстов, что, учитывая профессионализм Андрея, очень занижает планку. Поэтому ему приходится балансировать на грани.

Мне очень приятно, что он обратился ко мне за помощью. Я не думаю, что он слышал обо мне, как об авторе — скорее, ему просто сказали, что из ЦУИ прислали своего человека. Андрей пришел к нам в «Британию» в самый первый день, когда мы открылись. С тех пор мы несколько раз разговаривали — прямо у нас в «Британии». Сначала меня удивляло, почему Андрей выбрал именно «Британию», ведь это не ресторан, но Андрей, как оказалось, большой англофил. Он вдоль и поперек знает всего Шерлока Холмса, держит в голове всю карту нашего метрополитена и, представляешь, стал большим поклонником наших чипсов Salt’n’Shake — благо мистер Росситер следит за регулярностью поставок. Андрей уже собрал целую коллекцию пакетов — будет раздаривать их своим племянникам в Москве. Кстати, это один из плюсов выставки — вдруг узнаешь о себе и о своей культуре какие-то милые сердцу мелочи, на которые сам никогда не обратил бы внимания. В знак благодарности Андрей пригласил нас в театр Де Ля Монне,[37]на балет Большого, после которого состоялся банкет. Какой великодушный жест с его стороны! — ведь я оказал ему совсем небольшую услугу, посоветовав «затушевать» пропагандистский стиль в его журнале, чтобы «уши не торчали», а вместо этого добавить немного юмора. На мой взгляд, в его ситуации — это правильная тактика.

Правда, у меня с Андреем есть некоторое разногласие. Он решил почему-то, что читателям «Спутника» будет интересно поподробней узнать про наш аппарат ZETA. В прошлый раз он пытался выудить из Тони хоть какую-то информацию. По моему скромному мнению, Тони настолько наивен в вопросах политики, что не видит в этом ничего предосудительного, хотя я пытался отговорить его. К тому же я стал замечать, что Тони, Эмили и Андрей очень сдружились. Я тебе не говорил, что наш московский друг очень хорош собой? Иногда я замечаю, что Эмили поглядывает и на него тоже, так что мне уже трудно понять, кто ей нравится больше — Андрей или Тони.

Ну, да хватит об этом. На прошлой неделе тут устраивали очередное крупное мероприятие — Второй ежегодный съезд урологического общества. И в пятницу к нам наведались некоторые его депутаты, чтобы продегустировать наше пиво. К счастью, ничего казусного на этот раз не произошло.

Засим обнимаю, твой Томас.

P.S.

Даже вскрыл конверт, чтобы сказать: пришло от тебя письмо! Как вижу, мистер Спаркс продолжает оказывать тебе знаки внимания. И в кино сходили, а потом в ресторан… А если бы тебе достался ревнивый муж?..

«Некоторые люди, — рассуждал про себя Томас, — притягивают к себе всеобщее внимание, в то время как другие сливаются с общим фоном, оставаясь невидимками. Даже если при этом они говорят очень и очень примечательные вещи». Весьма интересное наблюдение, даже неожиданное. Этим сиюминутным открытием он был обязан той, что сидела сейчас рядом за стеклянным столом, со стопкой водки, поднесенной к губам. Ее взгляд порхал, преисполненный интереса одновременно и к Тони Баттрессу, и к Андрею Черскому, который как раз сейчас расписывал красоты детских летних лагерей у себя на родине. Особой этой, для которой Томас оставался невидимкой, была Эмили, девушка из штата Висконсин.

Зал был полон гостей, и хотя Андрей говорил, что дресс-код необязателен и достаточно пиджачной пары, Томас чувствовал себя неловко, окруженный таким большим количеством фраков. Воздух гудел от разговоров — все обсуждали только что закончившийся балет. Звучало много русской речи, но иностранцев тоже хватало. Томас слушал Андрея вполуха — его взгляд был прикован к Эмили, и не столько потому, что она была хороша (а она действительно была хороша)… Дело было в другом, и Томас никак не мог сформулировать свое впечатление… Да, все дело в ее харизме, в каком-то необъяснимом магнетизме. Или даже, если рассуждать в терминах атомной энергии (что теперь особенно модно), — Эмили излучала особого рода энергию. Эта энергия светилась в ее глазах, ослепительной улыбке — несмотря на угловатые черты лица и фигуру, как у мальчишки.

Тони с Андреем перекидывались шуточками, словно соревнуясь за сердце Эмили. Задорно рассмеявшись, та на секунду повернулась к Томасу. Он тоже засмеялся, но как-то уж больно неуверенно, потому что не участвовал в разговоре. Он вдруг совершенно отчетливо почувствовал себя исключенным, вытесненным из круга этой троицы.

— Ну же, Томас, вы должны поддержать меня, — сказала Эмили. — Этот Черский уверяет нас, что его распрекрасные летние лагеря на Балтике — невинный рай для детского досуга, и что никто никого не оболванивает политическими идеями. Должна сказать, что ваш друг и сосед выдвигает весьма хлипкие контраргументы.

Все замолчали, думая, что Томас что-нибудь да ответит, но тот не проронил ни слова.

— Нет, дело не в этом, — возразил Тони, — просто я прекрасно понимаю Андрея. В конце концов, американские дети тоже живут в летних лагерях.

— Да, только наших детей учат самостоятельности и навыкам выживания в условиях дикой среды, — сказала Эмили.

— Конечно, но попутно им вбивают в головы и все остальные американские ценности, — улыбнулся Андрей. — Разве они не поднимают по утрам национальный флаг? Не поют патриотических песен? Все это есть. Вот поэтому я утверждаю, что Запад ничем не отличается от нас.

— Он дело говорит, — снова согласился Тони, опорожняя уже четвертую или пятую стопку водки. — И там, и там присутствует элемент пропаганды. Честно говоря, мне уже нравится ваш Артек, и я с радостью поехал бы туда отдыхать.

— Дорогой, я начинаю подумывать — может, ты коммунист? — воскликнула Эмили, игриво поднеся пальчик к подбородку Тони. А Томас подумал про себя: интересно, Тони у нее один такой «дорогой» или она со всеми так обращается? Ну да, она же актриса…

— Я поставил целью всех вас перековать в коммунистов, друзья мои, — сказал Черский. — Да. И пусть моим оружием будет балет и водка.