Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты совсем не слышишь, что я говорю. Не поругалась, я ушла совсем. Сказала все, что о нем думаю, и ушла.
Аскеров спиной чувствовал нетерпеливые взгляды офицеров. Он сказал:
— Извини, Лейлочка, сейчас не очень удобно говорить. Я очень занят.
— Ты всегда занят, я понимаю. Я никогда не мешала твоим делам, но сейчас послушай меня две минуты, пожалуйста. Мне скоро двадцать лет, я взрослый человек, и больше никто не будет за меня ничего решать. Теперь все зависит только от меня… и от тебя тоже…
Мансур прекрасно знал характер любимой. Если Лейлу понесло, она уже не воспримет никаких доводов или возражений. Остается набраться терпения и слушать ее.
— Так что же ты решила?
— Мы уедем на один день. И все. И никто больше нам не нужен.
Она, притихнув, ждала, что Мансур сам скажет, что они поедут и поженятся, и в этом нет никаких сомнений, и она большая умница, если на такое решилась. Однако он вместо этого с огорченным видом спросил:
— А как же отец? Что с ним будет?
— Он нас простит. Сперва поругается, обидится, а потом простит, я его знаю.
— Давай встретимся завтра и поговорим.
Лейла бросила взгляд на стоящих в стороне офицеров. Один из них раздраженно поглядывал на часы.
Девушка поняла, что они ждут Мансура, и смотрела на них, как на досадную помеху. Но отпустить капитана было выше ее сил.
— Нет сейчас, я до завтра не доживу.
— Лейлочка, я не могу сейчас нормально с тобой говорить. Меня люди ждут.
— Скажи только: да или нет, это же так просто.
— Ты любимая и единственная, и больше всего на свете я хочу быть рядом с тобой.
— Так за чем дело стало?
— Ты хочешь ответа прямо сейчас? Я никогда не убегаю и никого не предаю. Мне тоже не нравится этот обычай, но, если его уважает твой отец, мне тоже придется его уважать.
— Так, да? А меня… меня ты уважаешь?
— Я каждый день буду молить его изменить решение. Он не злой, отец любит тебя, рано или поздно мы убедим его…
Лейла истерически хохотнула.
— Убедим, когда я буду старухой? Не поздновато?
— Тебе девятнадцать, а выглядишь ты намного моложе своего возраста. Так что время есть.
Мансур попытался все свести к шутке, однако этот номер у него не прошел, поскольку Лейла была настроена слишком серьезно. Она резко отстранилась от него.
— Я не хочу поздно! Не хочу! А тебе все равно, потому что я для тебя ничего не значу! Получается, ты не хочешь оскорбить отца, а меня оскорбить можно? Учти, я сама пришла к тебе, все видят, как я унижаюсь, как позорю себя…
— Хорошо. Я приеду завтра. И мы все обсудим.
— Не надо. Уже поздно. Свои правила ты любишь больше меня. Все, будь здоров, товарищ командир!
Она повернулась и стремительно пошла прочь. Мансур хотел побежать за ней следом, но дорогу перегородил потерявший терпение Адамов. Стоявший за ним Касьян жестами и мимикой показывал Аскерову, чтобы тот не лез на рожон, вел себя благоразумней.
— Простите, что помешали, товарищ капитан, — не без желчи произнес Борис Борисович. — Нам пора ехать, а то до темноты не успеем обернуться. Нам предстоит пара формальностей — досмотр ваших личных вещей и служебной документации.
Мансур вытянулся по стойке «смирно».
— Я готов.
Лейла видела издали, как Мансур с двумя офицерами направлялся к машине. По тому, как они шли — Аскеров в середине, двое других по бокам — можно было подумать, что он арестован. Именно это и подумала Лейла и тут же подумала о том, что она осталась совсем одна. С отцом поругалась, Мансур уехал. Ей стало до того больно, что она села на первую попавшуюся лавочку и тихонько заплакала. Ну почему так получается: вчера у тебя было все, а сегодня нет ничего. Неужели она не заслуживает нормальной жизни без потерь и огорчений?
Она не сразу заметила, что возле нее остановилась случайно проходившая мимо Катерина. Та стояла и молчала, ждала, когда же девушка ее увидит. Наконец Лейла подняла голову.
— Так, так. Привет, — сказала Катерина. — Не помешаю?
Девушка покачала головой и подвинулась. Катерина уселась рядом, закурила, посмотрела на Лейлу.
— Тебе не предлагаю, все равно откажешься. Не так воспитана. А мы люди простые, нет у нас таких хороших традиций, чтобы женщина не курила.
— Я думала, меня никто не видит, — сказала Лейла.
— Никто. Это я случайно проходила. Кстати, сама тут иногда сижу, тихонько пью свою тоску-печаль. И такое бывает. У вас-то что произошло? Милые бранятся, только тешатся? Или кое-что посерьезнее?
— Я его ненавижу.
— Понятно. Значит, теперь у вас настоящие отношения. Все как у больших.
— Вы смеетесь надо мной?
— Отнюдь. Я над собой смеюсь. Только работу в городке получила, и уезжать собралась.
— Ну, вам-то, наверное, безразлично. Ваш Костя куда угодно за вами поедет.
— Да, в этом смысле повезло. Ничего особенного в жизни не видела. Везде одно и то же. И вдруг встретила человека. Настоящего. И все у него, как в сказке, то есть по-настоящему. Воюет — так воюет. Любит — так любит. А если скажет «навсегда», значит, на всю оставшуюся жизнь.
Такое сочетание положительных качеств в одном человеке показалось Лейле совершенно невероятным, и она с уважением отдала должное избраннику Катерины:
— Счастливая вы, если Костя правда такой.
— Правда. — Катерина, не докурив, бросила сигарету в консервную банку под лавочкой и встала, собираясь уходить. — Правда. Только с небольшой поправкой: его не Костя зовут. — Она внимательно посмотрела на Лейлу и добавила: — Но тебе бояться нечего. Я точно уеду.
Только теперь до девушки дошло, о чем говорила Катерина, и она посмотрела на нее совсем по-другому: как на неудачливую, но все-таки соперницу. Пожала плечами.
— Я и не боюсь.
Катерина опять села на лавочку и страстным шепотом спросила:
— Ты хоть знаешь, как любят? Все это, милая, очень сложно. Одно дело — встречаться с нравящимся человеком, когда нет большой ответственности. Погуляли, не понравилось — безболезненно расстались. И совсем другое, когда прочно связана с ним. Тут уж приходится думать, чего он от тебя ждет, на что ты сама способна. Ты, например, знаешь, что ему в жизни нужно? Какая у него заветная цель, знаешь?
Лейла на мгновение растерялась, поскольку, в самом деле, ничего этого она не знала. Но признаться сопернице было выше ее сил, и она с ноткой вызова в голосе ответила:
— Знаю.
Неожиданно Катерина почти по-матерински улыбнулась:
— Что ж. Тогда будь счастлива.