– И что? – скептически уточнил Мишка. – Будем стену ломать?

– Ну, – Люба принялась возить фонариком по сторонам, – ударим чем-нибудь потяжелее, может, и проломим!

Пятна света принялись шарить в темноте, отыскивая подходящий таран. Неожиданно Лёля задержала луч своего фонарика у самого пола. Там, в щелке между стеной и полом, рос махонький цветочек.

– Ничего себе! – Лёля присела и потрогала цветок пальцем, словно проверяя, не причудилось ли ей.

Цветок оказался настоящим, хотя и очень бледным.

– Какая прелесть! – сказала Люба, присаживаясь рядом. – Это что?

– Камнеломка, – ответила Лёля, продолжая удивляться. – Как он тут пророс?

Антон требовательно протянул руку:

– Девчонки! Вам одного фонарика хватит, чтобы гербарий собрать? А то у нас тут вообще-то срочное дело! Стену ломать надо!

Люба тут же вручила свой фонарик Антохе, а Лёля продолжала гладить цветочек.

– А знаешь, – сказала она странным голосом, – сейчас мы стену сломаем. Безо всякого железа.

И с этими словами Лёля быстро (Люба даже ахнуть не успела) сорвала цветок.

Она поднялась с таким торжественным видом, что никто ничего не стал спрашивать. Потом осторожно подняла хилое растеньице на уровень глаз, улыбнулась… и вдруг хлестнула цветком стену.

Севка, если бы увидел результат такого применения флоры, бросил бы химию с физикой и плотно засел за ботанику. Потому что легонький, почти бесплотный стебелек взорвал бетон не хуже фугаса. К счастью, вся сила камнеломки ушла в стену, но еще пару секунд всем пришлось мотать головой, чтобы прийти в себя.

– Ничего себе цветочек! – Мишка постучал по спине Любу, которая никак не могла откашляться от поднятой пыли. – Как, говоришь, называется? Камнеломка?

– А еще разрыв-трава, – Лёля осторожно положила мгновенно высохший цветок в карман.

– В следующий раз предупреждай! – ревниво заметил Антон и первым шагнул в разлом.

За ним шмыгнула Лёля, а вот дальше случилась заминка. Люба еще как-то втиснулась в узкий проход, а вот Мишка откровенно застрял.

Он пыхтел и старался съежиться, но у него плохо получалось.

– Все потому, – грустно пошутил Антоха, наблюдая за этим зрелищем, – что кто-то слишком много ест.

– Ничего я не ем! – возмутился Мишка, но в его голосе послышалось облегчение от того, что не придется лезть в эту непонятную дыру, в которой наверняка кишмя кишат разные опасные домовые и прочая нечисть.

– Любка, Мишка, – скомандовал Антон, – остаетесь тут. Если через… два часа не вернемся, придется вам расширять лаз и нас вытаскивать. Лёля, пошли!

Он повернулся к проходу, очень довольный, что последнее слово осталось все-таки за ним. Но он ошибался – последнее слово сказала Лёля. Она протянула Любе кончик нитки с катушки, которую сжимала в руке:

– Держи. По ней вернемся, если заблудимся. А если дернем три раза – срочно пробивайтесь к нам!

* * *

Продвигались они очень медленно, прощупывая руками землю впереди себя, чтоб никуда не свалиться. Было очень душно и жутко. И когда Лёля, которая шла второй, почувствовала у себя на плече чью-то руку, у нее почти в прямом смысле слова сердце свалилось в пятки.

– Меня забыли! – сказал, запыхавшись, Кладовой. – Насилу вас догнал.

– Чттто ж ттты тттак пугаешь? – воскликнула девочка, с трудом отдышавшись.

– Извиняй, – хихикнул Кладовой, протискиваясь вперед мимо Антона с Лёлей.

– Ты знаешь, что это за подземелье? – спросил Антон.

– Это еще не подземелье, – сказал Кладовой. – Это уж потом выкопали. Настоящее подземелье много ниже.

– А зачем это копали?

– Увидишь! – сказал Кладовой, осмотрелся и добавил: – Пойдем!

Метров десять пришлось ползти на карачках, потом опять пошел спуск вниз.

– Где-то здесь, где-то здесь, – начал волноваться Кладовой, крутясь на месте, – ох, не помню точно, мал я был… Мал я был! Значит где-то ниже, я тогда с трудом доставал… А, вот!

Он любовно расчистил на стене какой-то камешек, блеснувший золотом в луче фонарика, и принялся копать с удвоенным рвением. Буквально через пару минут от земли удалось очистить кольцо, сантиметров двадцать в диаметре.

– Это ручка, – сказал Кладовой. – Теперь надобно дверь отрыть.

Антон и Лёля принялись очень осторожно, чтоб не завалить проход, разгребать землю, освобождая дверь. Здесь почва была слежавшаяся, влажная, как будто жирная.

– Вы не переживайте, тогда люди поменьше были, да и двери маленькие делали, – говорил Кладовой.

Он заметно оживился, совершенно не выглядел старым дедушкой и честно работал наравне с остальными.

Дверь проступала медленно. Деревянная, очень массивная, черная от времени, на ней с трудом угадывался то ли узор, то ли надпись. Антону была примерно по грудь, сверху сильно закруглена, поэтому больше напоминала люк.

– Ну что, готовы? – спросил Кладовой, когда от земли был расчищен весь контур двери. – Теперь дергаем за кольцо на себя. Три-четыре! Еще раз, три-четыре! И еще раз, давайте, она уже поддается!.. Три-четыре!

Дверь открылась. И выяснилось, что это все-таки не совсем дверь, потому что, открывшись, она просто вылетела из стенки прохода, как заглушка, чудом не отдавив никому ноги. Кладовой довольно потирал руки.

– Ну вот и я дома! – сообщил он.

Антон встал, отряхнулся и посветил фонариком в проем. Лёля поднималась тяжелее, в свете фонаря ее лицо блестело от пота и глаза казались огромными.

– Вот умели же строить, а! – гордо сказал Кладовой.

Антон с Лёлей зашли внутрь, в большую, почти круглую комнату. Ее стены, пол и своды были выложены крупными камнями, по бокам в нишах остались каменные лавки, покрытые таким же черным, как дверь, деревом. В стенах темными дырами зияли несколько проходов.

– А что там? – спросил Антон.

– Там кладовая, – сказал домовой. – Если долго тут сидеть, то надо ж и кушать. А там, извиняйте, отхожее место выкопано.

– А как сюда попадали? – спросил Антон.

– Раньше ход шел из-под церкви, что стояла рядом с дубом. Потом его засыпало, а этот, по которому мы ползли, мы совсем недавно прокопали. В последнюю войну.

– Зачем? – спросил Антон.

– Людей тут прятали, как и тогда.

– Когда тогда?

Тут Антон заметил, что Лёля как-то странно присела в углу.

– Лёля, что с тобой? – встрепенулся он.

– Спать хочу, – еле слышно ответила девочка.