заметил, как она глубоко выдохнула и одёрнула китель. Да, кому-то сейчас пригодилась бы большая банка вазелина…

— Юрий Савельевич, позволь представить тебе моего внука, Мишу, — представил меня дед.

— Виноградов, — протянул генпрокурор руку для рукопожатия, — ты молодец, Миша. Я твой должник, если что понадобится — обращайся.

— Благодарю, — довольно сухо ответил я, пожимая твёрдую руку, и…

И почувствовал лёгкое покалывание в ладони. Обмен маной! ДА ЛАДНА!!!

Так вот в чём причина столь внезапного появления высокого столичного начальства в скромном поместье под Новосибирском, почитай что в тайге!

Взглянув в глаза Виноградову, я понял, что он чего-то ждёт. Ах да, это же обмен. Тут же отправил порцию маны обратно. Юрий Савельевич удовлетворённо кивнул.

— Ну а теперь давай с тобой, красавица, — высокое начальство снизошло до тоже высокого, но пониже. — Есть что сказать в своё оправдание?

— Нечего, Юрий Савельевич, — Малофеева как зашла, так и стояла навытяжку.

— Тогда я скажу, — Виноградов присел на краешек стола. — Встряла ты по полной программе. И материалов у меня на тебя — не только сегодняшняя запись, конечно. Давно наблюдаю, просто руки не доходили, а здесь Пётр Александрович попросил вмешаться. Имею полное право с тебя не только погоны снять, но и под следствие отдать. Даже обязан. Понимаешь это?

— Понимаю, Юрий Савельевич, — прокурорша опустила голову.

Даже я понимал, что у Виноградова есть что предложить своей подчинённой, иначе не вызвал бы в частное имение, а следователям бы и отдал, и мы бы с ней сейчас оба давали показания.

— Вот и молодец, что понимаешь. Но делать я этого не хочу, потому что ты сотрудник ценный. Сама на такую должность пробилась, да ещё в столь молодом возрасте. Поэтому у меня для тебя есть предложение, но сделаю я его только один раз. И пути назад после этого у тебя не будет. Выслушаешь меня — должна будешь искренне, с охотой и открытой душой согласиться. Или я тебе ничего не говорил и звоню следокам.

— Юрий Савельевич, Вы ведь не станете предлагать мне ничего… противозаконного или аморального?

— Ишь, как заговорила, когда за жабры взяли! — Виноградов расхохотался. — Разве я когда-то тебе что-то такое предлагал? Нет, красавица, всё как раз наоборот. Останешься на своей должности и будешь нести службу дальше, в строгом соответствии с законами и совестью. Просто знать будешь чуть больше. И ни обмануть, ни рубль в карман положить — не сможешь. Как мне подчинялась — так и будешь подчиняться. Только полностью.

— Тогда я согласна, — Малофеева раздумывала недолго. — Только, Юрий Савельевич, при этом должны присутствовать посторонние?

— А они свидетелями будут, и гарантами. С Петром Александровичем мы это уже обсудили, он не против, а ты, Миша, уважишь старика?

Неужели речь о магическом договоре? Я посмотрел на деда, и тот кивнул. Нууу… ладно…

— Почту за честь, Юрий Савельевич.

Далее начал распоряжаться дед.

— Так, Юрий Савельевич, вставай сюда. Да не сюда, вы мне здесь ковёр закапаете. Вот так, паркет ототрём… — при этих его словах Малофеева начала бледнеть. — Ты, Люба, вставай напротив. А мы с Мишей по бокам стоять будем. Тебе, Люба, надо будет сказать одну единственную фразу, запоминай: «Я, полное имя, клянусь служить Виноградову Юрию Савельевичу, исполнять его приказы и хранить его тайны». Это, конечно, сокращённый вариант, но в нашем случае этого хватит. Когда сказать — поймёшь. Не зыркай на меня, я знаю, что это можно толковать как угодно, не хуже тебя в крючкотворстве понимаю. Теперь запоминай главное. Будет больно, потому что ты, конечно, сейчас уже думаешь, как можно эту клятву обойти и ничего не нарушить. Чем больше таких мыслей, тем будет больнее. Если замыслишь обмануть — умрёшь. Прямо тут. Если откроешь сердце и примешь служение душой — тебе будет даже приятно. У клятвы есть и обратная сторона — Юрий Савельевич за тебя отвечать будет перед душой мира. Не за каждое твоё действие, конечно, а за то, что сделано по его приказу. Ты больше не будешь себе принадлежать. Всё поняла? Не передумала?

— Я и так уже себе не принадлежу, — глухо ответила женщина.

— Миша, ты просто повторяй за мной, — продолжил инструктаж дед, — И потом силу влей. Если с Юрием Савельичем что случится, Люба будет от клятв свободна, но что-то кому-то рассказать ей уже наша с тобой сила не даст. Но перед нами у Любы никаких обязательств не будет. Мы лишь хранители клятвы. От тебя не убудет, от меня подавно, а Юрию Савельевичу в нужном деле поможем.

— Это всё какой-то сюрреализм, — прошептала Малофеева едва слышно.

— Сейчас ещё импрессионизм добавим, — хохотнул дед, и по мановению его руки нас окутала серая пелена, отсекая все посторонние звуки и пропуская лишь рассеянный свет. — Давай руку, красавица. Надеюсь, вида крови ты не боишься.

Прокурорша, затравленно оглядевшись по сторонам широко открытыми глазами, протянула правую руку. Виноградов взял её своей рукой и полоснул по ладони невесть откуда взявшимся ножом. Малофеева вскрикнула от неожиданности и боли, но в обморок падать или убегать вроде не собиралась. Второй надрез генпрокурор сделал себе, после чего сжал ладонь своей подчинённой. Тягучие капли крови двух человек закапали на пол.

В этот момент я почувствовал поток маны, а прокурорша сжала зубы. Кажется, ей больно, но терпимо. Держится. Поток усилился, от сцепленных ладоней полился свет. Наверное, сейчас и надо произнести клятву?

Малофеева немного поёрзала — и вдруг улыбнулась. Глянула на деда, тот ей кивнул.

— Я, Малофеева Любовь Викторовна, клянусь служить Виноградову Юрию Савельевичу, исполнять его приказы и хранить его тайны!

Голос прокурорши звучал с каждым словом торжественнее и звонче, и я понял, что она примирилась со своим новым служебным положением, и говорит искренне.

— Я принимаю твою клятву и твоё служение, — просто ответил Виноградов, и поток маны усилился ещё больше, а свечение из ладоней сделалось довольно ярким.

— Я выступаю свидетелем и гарантом данной клятвы, — произнёс дед, и свою ладонь приложил к сомкнутому рукопожатию снизу, добавив в общий поток и свою ману.

— Я выступаю свидетелем и гарантом данной клятвы, — произнёс я, накрыл рукопожатие сверху и добавил ману от себя.

Сцепленные руки вспыхнули яркой вспышкой, и всё закончилось. Мы с дедом убрал руки, свою руку отпустил и Виноградов. А Малофеева так и осталась стоять с вытянутой вперёд перемазанной кровью рукой, приходя в себя.

— Это сейчас что было? — наконец хрипло спросила она, посмотрев на ладонь. Что характерно, порез исчез, будто и не было.

— Магия, дорогая, магия, — дед подмигнул прокурорше. — И первое, что ты должна уяснить… Юрий Савельевич,