— Вы возвращаете мне душевный покой. А то я уже начал было ощущать прикосновение греха. Теперь отпустило. Посмотрим же, что это за «Куантро». Жаль, раков к нему нет, а то вышел бы этакий Куан-тро-пик-рака[37].

Атанагор откупорил бутыль и разлил напиток по рюмкам. Аббат поднялся и взял одну из них. Он посмотрел на содержимое, понюхал и выпил.

— Хм, — сказал он и снова протянул свою рюмку.

— Как вы его находите? — спросил Атанагор, наливая новую порцию.

— Отвратителен. И воняет нефтью.

— Значит, я перепутал бутылки. Там стояли две одинаковые.

— Можете не извиняться, — сказал аббат. — Напиток вполне сносный.

— Это первоклассная нефть, — заверил археолог.

— Позвольте мне выйти поблевать, — сказал аббат Грыжан.

— Пожалуйста-пожалуйста. Я пойду поищу другую бутылку.

— Тогда поспешите, — сказал аббат. — Ужасней всего, что эта гадость сейчас снова окажется у меня во рту. А, была — не была, я зажмурюсь. — И он вылетел в проем палатки.

Бронза хохотала, упав на кровать и закинув руки за голову. Ее черные глаза и крепкие зубы ловили на лету вспышки света. Атанагор еще колебался, но когда снаружи донеслись хрипы Грыжана, его пергаментное лицо разгладилось и повеселело.

— Симпатяга он, — сказал археолог.

— Он придурок, — возразила Бронза. — Какой-то сомнительный кюре. Забавный, правда. И руки у него ловкие.

— Тебе же лучше, — сказал археолог. — Пойду поищу «Куантро». Но ты все же подожди, пока не увидишь Анжеля.

— Конечно, подожду, — сказала Бронза. Аббат показался у входа.

— Можно? — спросил он.

— Разумеется, — сказал Атанагор, посторонившись и пропуская кюре; он прихватил с собой бутылку нефти и вышел.

Аббат уселся на парусиновый стул.

— Простите, что не сажусь с вами рядом, но от меня несет рвотой. А в ботинках с пряжками аж хлюпает. Ужасно стыдно. Сколько вам лет?

— Двадцать.

— Нет, это многовато. Скажите три.

— Три.

И Грыжан со скоростью автомата для лущения гороха отсчитал на четках три костяшки. Когда он закончил свои манипуляции, вошел Атанагор.

— Ага! — оживился аббат. — Поглядим, не окажется ли-кё-расином этот «Куантро».

— На этот раз менее удачно, — придирчиво заметила Бронза.

— Прошу прощения, но никак невозможно изливать каламбуры сплошным потоком, тем более когда одновременно изливаешь содержимое желудка.

— Это точно, — согласилась Бронза.

— Справедливо замечено, — поддержал Атанагор.

— Тогда выпьем, — провозгласил аббат. — А потом я отправлюсь к Клоду Леону.

— Может быть, мы составим вам компанию? — предложил археолог.

— А... а спать сегодня ночью вы не собираетесь? — спросил аббат.

— Мы тут редко спим, — сказал Атанагор. — Это отнимает чертовски много времени.

— Совершенно верно, — поддакнул Грыжан. — Не знаю, зачем я спросил, я ведь тоже никогда не сплю. Не исключено, что я немножко ревную: мне казалось, я один такой. — Он на минуту задумался. — Да, это в самом деле так. Я оскорблен. Но ничего, жить можно. Налейте-ка «Куантро».

— Извольте.

— Ага! — сказал аббат, рассматривая рюмку на свет. — Теперь настоящий. — Он отпил глоток. — Хороший ликер. Но после нефти все отдает ослиной мочой.

Он допил свою рюмку и фыркнул.

— Ну и гадость. Это мне урок на будущее: нечего разбрасываться нарушениями направо-налево.

— Неужто вам не понравилось? — удивился Атанагор.

— Что вы, разумеется, понравилось, — сказал Грыжан, — но только получил свои сорок три градуса одним махом — и всё, гуляй. То ли дело «Аркебуза» девяностопятиградусная или добрый спирт для компрессов. Вот когда я служил в Сен-Филипп-дю-Руль, я в качестве церковного вина исключительно чистый спирт употреблял. Что это были за мессы, скажу я вам, это же были искрометные мессы!

— Почему вы там не остались? — спросила Бронза.

— Потому что меня выперли, — сказал аббат. — Назначили инспектором, то есть, попросту говоря, сместили с должности. Именно так все и обстояло, не будь я Грыжан.

— Зато теперь вы можете путешествовать, — сказал Атанагор.

— О да, безусловно, я ужасно доволен! — воскликнул аббат. — Пошли искать Клода Леона.

— Пошли, — согласился археолог.

Бронза встала с кровати. Атанагор потянулся рукой к газовой горелке и сплюснул немного пламя, чтобы придать светильнику вид ночника. Потом все трое вышли из погрузившейся во мрак палатки.

— Что-то долго мы идем, — заметил Атанагор.

— А? — встрепенулся Грыжан. — Я и не считал. Я был погружен в медитацию — вполне классическую, впрочем, — о величии Бога и ничтожности человека в пустыне.

— Да? — сказала Бронза. — Это не ново.

— Вообще-то говоря, — ответил Грыжан, — я размышляю в ином ключе, чем мои коллеги. Это придает моим медитациям особый шарм и авторский стиль. Кроме того, я ввел в них велосипед.

— Интересно, как же вы это сделали? — спросил Атанагор.

— Любопытно, не правда ли? — оживился аббат. — Я тоже сначала думал, как, а теперь делаю это играючи. Стоит мне только вспомнить о велосипеде — и хоп: готово дело.

— Вы так объяснили, что это кажется несложным, — сказал Атанагор.

— В общем, так оно и есть. Но не особо доверяйте этому чувству. Что это там впереди?

— Я ничего не вижу, — сказал Атанагор, распяливая веки.

— Это человек, — определила Бронза.

— Ага! — сказал аббат. — Может быть, это Леон?

— Не думаю, — проговорил Атанагор. — Сегодня утром там ничего не было.

Продолжая спорить, они приблизились к предмету разговора. Это заняло немало времени, потому что предмет перемещался в том же направлении, что и они.

— Эгей! — крикнул Атанагор.

— Ого-го! — ответил голос Анжеля.

Предмет остановился и оказался Анжелем. Несколько секунд спустя группа нагнала его.

— Приветствую вас, — сказал Атанагор. — Знакомьтесь: это Бронза, а это — аббат Грыжан.

— Здравствуйте... — ответил Анжель и пожал всем руки.

— Вы, вероятно, гуляете? — предположил Грыжан. — И, наверное, медитируете.

— Нет, — сказал Анжель, — просто ухожу.