— Сделаете все, как я скажу. Никакой самодеятельности. Ваша задача — четко следовать моим указаниям. Я облегчаю до минимума все то, что вы должны будете предпринять, так что за вас уже подумали.

— А какие у меня гарантии? — предсказуемо поинтересовался Стенин.

«Разговор развивается по классической схеме, — удовлетворенно подумал немец, глядя в растерянное лицо русского офицера, — сначала возмущение, затем брыкания, ну а когда загоняешь в угол — гарантии».

— Я вам гарантирую, что потом мои друзья вас не забудут, — в интонации Фогса почувствовалась некая загадочность, — и подыщут вам непыльную работу в Европе. Деньги приличные, бедствовать не придется. Мы людей, сотрудничающих с нами, не бросаем. Мы же не сомалийцы. Вот они бы вам уже десять раз голову отрезали.

Кавторанг задумался. Он понимал, что попал в ловко расставленный капкан и теперь ему будет нелегко отсюда выпутаться. Похоже, намечается международный скандал. И в таком случае, никто долго разбираться не будет и его действительно обвинят во всех смертных грехах. С другой стороны, где гарантия, что после того, как он выполнит все, что от него требуют, его тут же не скормят акулам или пристрелят где-нибудь в Могадишо?

— Кстати, с вашей командой все в порядке. Они все живы, их уже подобрали, — видя растерянность россиянина, поспешил добавить Фогс. — Мы же цивилизованные люди. Я с белыми не воюю, как вы могли уже убедиться. Мы же, как европейцы, всегда поймем друга друга, не так ли?

Стенин, ничего не говоря, уставился на верзилу, развалившегося в кресле. У кавторанга зачесались руки — так хотелось двинуть как следует по этой наглой физиономии. Однако кавторангу пришлось сдержать приступ ярости, внезапно нахлынувший на него. Он снова взял графин, осушив его до дна. В воздухе повисла гробовая тишина, продолжавшаяся несколько минут. Каждый из собеседников думал о своем. Стенин метался среди двух огней, в нем боролись чувство долга и рационализм. И все-таки инстинкт самосохранения оказался сильней. Он поднял голову, посмотрел на Фогса и сквозь зубы процедил: «Я согласен». Немец утвердительно кивнул головой, встал и вышел из помещения, оставив россиянина наедине с его мыслями.

Над головой висело ярко-голубое небо, на котором не было видно ни облачка. На нем — лишь солнце, огромным желтым пятном расплывавшееся на фоне необъятного пространства. Благодаря хорошей погоде и отсутствию сильных волн шлюпка шла довольно быстро, рассекая водную рябь. Полундра сидел у руля и насвистывал мелодию старой флотской песни. Брызги воды, иногда попадавшие в шлюпку, приятно освежали прохладой.

— Эй, курсант, ты что это, засыпаешь? — слегка подтолкнул ногой Павлов дремавшего Сухомлина.

— Виноват, на солнце разморило, — смущенно улыбнулся тот, подняв голову.

При всех проблемах на душе у него сейчас было на удивление спокойно. Возможно, уверенности ему придавало то обстоятельство, что рядом с ним находился Полундра, которого курсант считал своим кумиром. Во всех действиях старшего лейтенанта чувствовались уверенность и опыт, чего явно не хватало Сухомлину в силу его молодости.

Парень чувствовал, что старший лейтенант найдет выход из сложившегося, мягко говоря, непростого положения. Каким он станет, этот выход, пока было неясно, но то, что он найдется, курсант почти не сомневался. Легенды, ходившие о Полундре, ставили его для курсантов на недосягаемую высоту. А пока что тихий и солнечный день навевал воспоминания о семье, о доме, и на несколько минут Сухомлин почти забыл о том, что находится в тысячах километров от родины, у берегов такой опасной для иностранцев страны, как Сомали…

Полундра тоже молчал, его лицо обдувал теплый ветер. Он смотрел на замечтавшегося Сухомлина, невольно вспоминая свою молодость, те времена, когда и сам был таким же «зеленым» и неопытным.

Однако старлей тут же вернулся к суровой реальности — было о чем задуматься. Ему не давала покоя сцена, увиденная им на борту парусника, и теперь и без того сложнейшая ситуация выглядела совсем уж странно.

На горизонте показались очертания порта. Шлюпка замедлила ход. Курсант обернулся и вдруг показал в сторону. Полундра бросил взгляд в указанном направлении. Его лицо при этом сделалось очень серьезным и напряженным.

Он потянулся к биноклю, висевшему на шее, поднес его к глазам. В линзы мощной оптики он увидел свой корабль. Паруса развевались на ветру, по палубе расхаживали несколько человек в военной форме, еще двое находились на корме. Полундра опознал миротворцев, но кавторанга не было видно. Парусник на буксире шел в направлении порта. Судя по всему, буксир также принадлежал миротворческим силам.

Полундра как-то недовольно прищелкнул языком и тяжело вздохнул.

— Ну что там? Плохи дела? — нетерпеливо произнес Сухомлин.

Вид офицера привел его в замешательство. За несколько секунд в голове у фантазера курсанта пронеслось несколько тревожных вариантов того, что мог увидеть старлей.

Полундра вместо ответа протянул курсанту бинокль. Около минуты Сухомлин разглядывал «Адмирала Сенина», затем его губы растянулись в довольной улыбке, и он, отдалив от глаз бинокль, радостно заявил:

— Так ведь все в порядке, товарищ старший лейтенант! Миротворцы заняли судно, теперь нет никакой опасности. Все, нам остается поскорее доплыть до корабля, и наша одиссея закончена!

— Одиссея… Не стоит так сильно радоваться, юноша, — осек его Павлов, — я вот, к примеру, думаю, что нам еще нужно во многом разобраться.

Юный моряк посмотрел на офицера с неподдельным удивлением. В глазах читался немой вопрос: «Что же тут еще можно выяснять?»

— А вот что бы ты предложил в данной ситуации? — посмотрел старлей на него с видом экзаменатора.

— Да как это — что? Нам следует идти в порт, сдаваться местным властям, — зачастил Сухомлин, — они пусть связываются с нашим командованием…

Последние слова Полундра уже не слушал. Его мучили сомнения, уж очень большое подозрение вызывал у него тот африканец «из вертолета», явно свой для пиратов.

— У меня ощущение, что пираты явно заодно с миротворцами, — произнес он вслух.

Курсант, ничего не ответив, приготовился сосредоточенно слушать.

— Стрельба-то на судне началась уже после того, как миротворцы благополучно оказались на борту. Ох, сдается мне, что не все тут так просто!

— Возможно, вы и правы, товарищ старший лейтенант, — пожал плечами Сухомлин.

Ему не хотелось верить в такое, но авторитет Полундры на паруснике был непререкаем, особенно для молодежи. Уж ежели Павлов говорит такое, то, во всяком случае, об этом стоит задуматься. Хотя, с другой стороны, ведь это же миротворцы, люди, призванные наводить здесь порядок…

Полундра направил шлюпку вдоль берега.

— Сначала во всем разберемся, — пояснил он свои действия, — а сдаться властям или командованию миротворцев мы всегда успеем.