Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я мрачно окинул взглядом зал корчмы и вздохнул.
— Хорошо, сгодится и лавка. Еда-то с питьём у тебя найдётся?
— Конечно, мастэр, этого в достатке.
— Ещё нам с женой нужна какая-нибудь тёплая одежда. У тебя не найдётся случаем? Деньги у нас есть.
У меня были полные кошели денег — я заранее позаботился об этом ещё перед тем, как вступить в лагерь повстанцев.
Корчмарь задумался.
— Что-нибудь придумаю. Спрошу у жены.
Я отыскал взглядом свободный стол в самом дальнем углу и направился туда, потянув Святую за собой и бросив корчмарю:
— Нам ужина, хозяин. И выпить чего-нибудь, горячительного.
Мы сели за стол, и вскоре к нам подошёл корчмарь и полная женщина — вероятно, его жена.
Она внимательно осмотрела нас Святой и сказала:
— У нас может найтись для вас два тёплых пальто, уважаемый мастэр и мэдэмэ. Я могу подогнать их, подшить, завтра к утру будут готовы.
— Сойдёт, — кивнул я. — Займитесь этим.
— Для вас, мастэр, одежду подгонять почти не придётся, — сказала она. — А вот с мэдэмэ необходимо снять мерки.
Она взглянула на Святую.
— Мэдэмэ не против пройти со мной?
Святая смущённо улыбнулась ей, не зная, что ответить. Жена корчмаря решительно взяла её за руку и потянула за собой. Святая встала, бросила взгляд на меня, я кивнул ей.
— Иди. Я тебя жду здесь.
И Святая удалилась вслед за полной женщиной — та увела Святую в подсобку, вход в которую находился за корчмарской стойкой.
Я остался за столом один, принялся за ужин, который подал корчмарь, время от времени ловя на себе взгляды людей за другими столами.
Среди того, что у Андаля имелось при себе, был и яд в маленьком флаконе, похожим на клык хищного зверя, висевшего на шнурке у меня на шее, как некое украшение. Я тихонько достал клык из-под рубашки, быстро открыл его и, незаметно для окружающих, рассыпал немного белого порошка над тарелками Святой и над её кружкой с питьём.
Вскоре Святая вернулась. Она улыбнулась мне.
— Всё в порядке? — спросил я.
— Да, всё в порядке. Ой! — встрепенулась вдруг Святая. — А у нас есть деньги?
— Есть, не беспокойся, — сказал я. — У меня было с собой кое-что, когда мы бежали из города.
— Хорошо. Хорошо, когда есть деньги.
Успокоившись, Святая принялась за еду.
Я внимательно наблюдал за ней. В еде и напитке находился сильнейший яд. Он был магического происхождения, поэтому никак не влиял на вкус еды и питья, и действовал практически мгновенно.
Святая с аппетитом умяла свою порцию ужина и до дна осушила кружку с питьём.
— Ой, хорошо, — довольно вздохнула она и посмотрела на меня, улыбаясь.
По моей просьбе, корчмарь принёс бутыль самогона янтарного цвета, и я принялся цедить напиток кружка за кружкой, пока Святая тихо сидела рядом, прильнув к моему плечу, как к подушке. Похоже, именно эта лавка и станет нашим местом ночлега на сегодня.
Глаза у Святой слипались, мне и самому хотелось спать. Гул в корчме, стук и звяканье посуды, треск поленьев в очаге действовали усыпляюще. Снаружи задувал осенний ветер, а в корчме было тепло и пахло деревянными досками и опилками.
Святая засопела, голова её безвольно свесилась вниз.
Народ постепенно расходился — те, кому посчастливилось успеть снять здесь комнаты, отправились наверх. Я встряхнул сонную Святую и предложил ей улечься поудобней, сказав, что эта лавка и будет нашим сегодняшним местом ночлега. Она поддакнула и послушно растянулась на лавке, положив голову мне на колени, а я продолжил пить самогон в пустеющей и затихающей корчме, слушая треск огня и опершись спиной о бревенчатую стену позади.
— Андаль, — тихо проговорила Святая. — Извини меня за то, что я тебя не помню.
— Да что ты, — сказал я. — Тут не за что извиняться, ты ни в чём не виновата.
— Нет, это не хорошо, — сонно проговорила она. — Я вижу, как много ты для меня делаешь. Ты так стараешься. Ты так много рисковал ради меня сегодня. Ты такой хороший и заботливый, на тебя можно положиться. Мне стыдно за то, что я не могу как следует оценить твои усилия, ведь ты для меня — просто незнакомец. Я не помню тебя, не помню о нашей совместной жизни, не чувствую к тебе ничего. Прости меня за это.
Слушая Святую, я принялся поглаживать её по волосам.
— Всё в порядке, ты вспомнишь, со временем ты всё вспомнишь.
(Надеюсь, что нет).
— Надеюсь, что да, — вздохнула Святая.
Я взглянул на нож, лежащий на столе. Что если мне сейчас всадить его в шею Святой?
Конечно, яд на неё не подействовал… Но — она не знала о наличии яда в её еде. А если я ударю её ножом — она будет знать об этом.
Прямо сейчас она не осознаёт себя Святой — значит, не знает о том, что её защищает Пророчество, не знает о том, что все раны на её теле мгновенно заживут. Если она будет верить в то, что нож способен ранить её — может ли он действительно ранить её? Может, сейчас, пока Святая не помнит себя Святой — её можно убить, благодаря тому, что она будет верить в это?
Насколько сильно сознание Святой, её вера и восприятие себя — влияет на Пророчество? Есть ли между Святой и Пророчеством двусторонняя, обратная связь? Вот какому вопросу сейчас посвящены мои исследования и эксперименты над Святой.
Стоит ли рискнуть и ударить её ножом?
С другой стороны, если Пророчество защитит её независимо от её веры, то мгновенное исцеление ран и осознание собственной неуязвимости может спровоцировать у Святой возвращение памяти. Я до сих пор не знаю, как точно работает то заклинание Бога Магии, лишившее её памяти. Возможно ли восстановить память — или заклинание уничтожило её безвозвратно, навсегда?
Если удар ножом и последующее исцеление спровоцирует возвращение памяти — тогда весь мой план пойдёт прахом. И со мной самим будет покончено. Мгновенно. Сейчас я не маг. Если Святая атакует меня, используя магию — она легко прихлопнет меня как комара.
Попытка убить Святую открыто — очень рискованный акт. Я не стану совершать его.
Пока я не знаю как именно работает эта потеря памяти — мне нужно быть осторожным.
А узнать особенности её нынешнего состояния я, чёрт побери, не могу! Потому что я не могу связаться с Tolgan Draiokh.
Смешно, как же это смешно! Я — Otolgany — не имею возможности связаться с Tolgan Draiokh!
Это просто нонсенс, самая настоящая