приступ тошноты, горизонт начал безумно качаться вверх-вниз, как детская качель. Внизу раздался грохот, со стены на пол упала картина.

Мы с Тоддом и Дентоном раскачивались и спотыкались, будто пьяные. Я понял, что дом скоро не выдержит. Становилось все темнее. Комнату затянуло сумрачной пеленой. Кто-то пронзительно взвизгнул. Кругом билось стекло. От стены отвалился кусок штукатурки, подняв облако пыли.

И вдруг я ослеп!

Рядом со мной резко вскрикнул Дентон, и я почувствовал, как меня схватили за руку.

– Росс, это вы? – спросил Тодд, как всегда, спокойно и уверенно. – В доме темно?

– Темно, – ответил откуда-то из сумрака Дентон. – Значит, я не ослеп! Где вы? Где выход?

Резкий толчок заставил Тодда выпустить мою руку, и меня отбросило к стене.

– Здесь! – ответил я, пытаясь перекричать грохот и гул. – Идите на мой голос!

Вскоре кто-то тронул меня за плечо. Это был Дентон. Вскоре приполз и Тодд.

– Господи, что происходит?! – воскликнул я.

– Это все проклятые колокола! – проорал мне в ухо Дентон. – В «Книге Иода» правильно говорится. Он превращает день в ночь…

– Да вы спятили! – резко закричал Тодд, но его слова потонули в яростном, разрывавшем уши звоне колоколов, исступленно качавшихся во тьме.

– Почему они не прекращают звонить? – задумался Дентон и ответил сам себе: – Это землетрясение! Началось землетрясение, вот колокола и звонят!

Дзы-ы-ынь! Дзы-ы-ынь!

Что-то чиркнуло по моей щеке. Я поднял руку и нащупал теплую липкую кровь. Рядом снова обвалилась штукатурка. Подземные толчки не прекращались. Дентон что-то неразборчиво закричал.

– Что? – в унисон, не разобрав, спросили мы с Тоддом.

– Колокола… нужно их остановить! Это они вызвали тьму, а может, и землетрясение. Их звон – чувствуете? Они резонируют и колеблются таким образом, что блокируют солнечные лучи. Ведь свет – это электромагнитное колебание. Если заставить их замолчать…

– Гиблое дело! – крикнул в ответ Тодд. – Вы несете вздор…

– Тогда оставайтесь. Я найду дорогу. Росс, вы со мной?

Я ответил не сразу. В голове смешались все зловещие пророчества, обнаруженные нами в ходе изучения колоколов: древний бог Зу-ше-куон, которого муцуны будто бы призывали с помощью «определенных низких звуков». «Затмение – его вестник». «Все живое умирает при его приближении». «Он может быть призван на Землю до назначенного часа»…

– Дентон, я с вами, – ответил я.

– Тогда и я тоже, черт побери! – рявкнул Тодд. – Я помогу вам разобраться с этим. Если есть с чем…

Он не договорил и нащупал мою руку.

– Я пойду впереди, – сказал Дентон. – Осторожнее.

Я не знал, как Дентон находил дорогу в этой всеобъемлющей, непроницаемой тьме. Затем вспомнил о его непревзойденной памяти и умении ориентироваться. Даже почтовый голубь не нашел бы дорогу к месту назначения так хорошо, как Дентон.

Началась наша безумная одиссея – сквозь сумрачный ад и звенящие руины! Мимо нас летели предметы, рядом рушились невидимые стены и трубы. Перепуганные мужчины и женщины, впав в истерику, натыкались на нас в темноте и с криками разбегались, тщетно пытаясь спастись из смертельной стигийской ловушки.

Стоял холод – лютый холод! Воздух был ледяным, и я почти мгновенно отморозил уши и пальцы. При каждом вдохе ледяные лезвия, казалось, взрезали горло и легкие. Я слышал, как тяжело дышат и ругаются ковылявшие рядом Дентон и Тодд.

До сих пор не пойму, как Дентон нашел дорогу через этот водоворот хаоса.

– Сюда! – крикнул он. – Миссия здесь!

Нам удалось подняться по лестнице. Не знаю, как миссия не рухнула от яростных подземных толчков. Возможно, ее спасла их удивительная регулярность – толчки были не резкими и беспорядочными, как обычно случается при землетрясении, а ритмичными и медленными.

Рядом раздалось тихое пение, которое мы никак не ожидали услышать среди всего этого безумия.

– Gloria Patri et Filio et Spiritui Sancto…[7]

Францисканцы молились. Но какой толк был от молитв, пока колокола слали свой богохульный призыв? К счастью, мы довольно часто бывали в миссии, и Дентон знал, как подняться на колокольню.

Не стану подробно описывать этот мучительный подъем, скажу лишь, что каждую секунду мы рисковали упасть и полететь вниз, к верной гибели. Но вот мы вышли на площадку, где во тьме гремели колокола. Казалось, звон раздается прямо у нас в ушах. Дентон выпустил мою руку и выкрикнул что-то нечленораздельное. Голову пронзила мучительная боль, тело задрожало от холода. Я почувствовал непреодолимое желание погрузиться в темное забвение, чтобы навсегда покинуть этот адский хаос. Глаза жгло, они зудели и слезились…

На миг мне показалось, будто я сам невольно потянулся, чтобы протереть их. Но тут я понял, что мою шею сжали чужие руки и чьи-то хищные пальцы вцепились мне в глаза. Я истошно завопил от пронзительной боли.

Дзы-ы-ынь… Дзы-ы-ынь!

Я отчаянно брыкался во тьме, отбиваясь не только от неизвестного нападавшего, но и от чудовищной мысли: я должен позволить ему вырвать мне глаза!

«Зачем тебе глаза? – нашептывал в голове незнакомый голос. – Свет приносит лишь боль… в темноте лучше! Темнота – это хорошо…»

Но я боролся как лев, молча, перекатываясь по шатающемуся полу колокольни, ударяясь о стены, отрывая от лица цепкие пальцы. И все же они вновь и вновь тянулись ко мне. А в голове все сильнее звучал жуткий, настойчивый шепот:

«Зачем тебе глаза?! Вечная тьма лучше…»

Я заметил, что звучание колоколов изменилось. Почему? Теперь слышалось только две ноты – третий колокол умолк. Холод больше не пробирал до костей. Сквозь мглу как будто пробивался сероватый свет.

Толчки заметно ослабли; отбиваясь от невидимого противника, я почувствовал, как они стали реже, спокойнее, а потом и вовсе прекратились. Два оставшихся колокола перестали звонить.

Мой противник вдруг дрогнул и застыл. Я откатился и встал на ноги в серой дымке, ожидая нового нападения. Его не последовало.

Тьма над Сан-Хавьером медленно, постепенно развеивалась.

На смену серой дымке пришел молочно-белый переливчатый рассвет, затем показались бледно-желтые пальцы солнца, и наконец оно ярко заполыхало, как в летний полдень! С колокольни я видел улицу, где мужчины и женщины, не веря глазам своим, радовались голубому небу. А под ногами у меня валялся язык одного из колоколов.

Дентон пошатывался, словно пьяный. Его бледное лицо было в крови, одежда изорвана и покрыта пылью.

– Готово, – прошептал он. – Это… существо можно было призвать единственным сочетанием звуков. Когда я испортил один колокол…

Он умолк и поглядел вниз. Там лежал Тодд; его одежда измялась, исцарапанное лицо кровоточило. Он тяжело поднялся на ноги. В его глазах стоял чудовищный ужас, и я невольно отшатнулся, прикрыв руками лицо.

Тодд вздрогнул.

– Росс, – прошептал он бледными губами. – Господи,