— Это какое-то извращение? — заинтригованно уточнила Лиз.

— На мой тогдашний вкус — ещё какое, — вздохнула Элена, — Но так-то просто пристрастие к подводному плаванию во всяких там живописных местах. Я просто не умела плавать, да и воды боялась, потому мне подобное было не по нраву.

— Но… ты же русалка!

— Да что ты говоришь? Прям просветила! — скривилась их гостья, и Ирейн поспешила слегка подуспокоить зарождающуюся бурю.

— Не ссорьтесь, девочки, — пропела она мягко, — Элена, мы просто удивились, ничего больше. Продолжишь?

— Да, — вздохнула русалка, — В общем, мне надо было продать этой красотке баснословно дорогой коттедж, процент с которого мне очень уж хотелось положить в банк. Одна проблема: клиентка заартачилась и потребовала, чтобы я с ней вместе обследовала лагуну неподалёку от домика — на предмет подводных красот. Нырять от меня не требовалось, только моторной лодкой управлять, но все равно это был дикий ужас. Во мне тогда типичная для чиновника среднего ранга внутрення борьба случилась: сражались, значит, страх с жадностью. К счастью или нет, но последняя победила с разгромным счетом, и в лодку я, дрожа, как заячий хвост, все же загрузилась. И что вы думаете? В лагуне наше корытце напоролось на какую-то никому не ведомую подводную скалу и благополучно перевернулось. Клиентка-то выплыла, наверное — в ней было столько надутого, что утонуть категорически невозможно, — а я пошла на дно, чисто топор. И было все, как в моих детских кошмарах — и лёгкие горят, и смыкается вода над головой, и все меньше видно света, а спина моя касается какого-то плоского камня. После этого помню вдруг загоревшийся вокруг свет, а потом я вдохнула солёную воду — и сознание померкло. Это позже, задним числом, узнала, что именно в том месте находился погребённый под водичкой древнегреческий жертвенник, на котором подарочки сестрёнкам-Горгонам оставляли давние жители Херсонеса. С этой точки зрения, не исключено, что и не о камушек наша лодка ударилась — но этого я уже не узнаю, да и знать не хочу. Сам факт, что пришла я в себя посреди чернющего моря в окружении таких тварей, до которых разве что больная психика Лавкрафта и могла бы додуматься: вода аж кипела от копошения их хвостов, щупалец и клешней. В дополнение к этой незабвенной прелести, эти твари ещё и радостно поедали одного за другим связанных людей. Опять же, это сейчас я знаю, что был то ритуал во славу сестер-Змеиц, на который собрались жрецы всех подводных народов, что связанные люди были преступниками, специально для этого дела у человечьих государств покупаемыми, что в целом морские народы считаются цивилизованными, просто культура у них, так сказать, самобытная. А тогда со мной случилась тихая истерика — я скулила, тихонечко подвывала и просто ждала, когда же меня съедят. Но, так сказать, хрен мне, а не чупа-чупс: монстры, когда меня увидали, ошалели от такого нежданчика чуть ли не больше меня и целый консилиум собрали. На повестке дня, как понимаете, стоял вопрос — кто это такая и что с ней делать?

— И что? — вопросила Лиз, сверкая круглющими глазами, — Что они решили?

— Начали расспрашивать у меня — мол, откуда я взялась такая распрекрасная, с синими фигурными плавниками, как у давно и прочно почившего русальего рода. И вот тут до меня с запозданием, как рак до Киева, дошло два факта. Первое: эти твари разговаривают на совершенно другом языке, но я их понимаю. Ворое: я — грёбаная полурыба. О, какая со мной случилась истерика! Я вопела, как птица чучу в брачный период, высказала этим жутикам иномирным все, что я думаю, даже знания, полученные в перерывах между студенческими попойками, как-то в башке всплыли — от стресса, не иначе. В итоге, в перерывах между словами нецензурными я сообщила морским жрецам (теперь стыдно — жуть), что они, дескать, ходячая иллюстрация всяческих рудиментов да атавизмов, ошибка эволюции и вообще являются порождением кошмара угасающего сознания, которое слишком уж зачитывалось в свое время Лавкрафтом. И тут одно из чудищ у меня вопрошает: "О, так Вы знаете того чудесного юношу, Гофарда, что из-за толики нашей крови постоянно переносился сюда во снах! И как же он там? Давненько не приходил, я успел несколько соскучиться по нему!". Ну, я умолкла, не зная, как сообщить глядящему на меня шестнадцатью глазами клубку из щупалец грустные новости, а одна горгона — теперь-то я её знаю, чудесная змеюка, хоть и странноватая, как все потомки Змеиц, а тогда чуть не обделалась, когда надо мной эдакое склонилось — говорит важно: "Слыхали? Она поминает богиню Эволюцию, как и госпожа Му. Может, Змеицы прислали её, чтобы она тоже стала матерью речного змея? Она кажется довольно красивой, потому именно её мы должны подарить в этом году господину Осу!" Все тут же неимоверно обрадовались, понавешали на меня золота и попытались даже скормить человеческую ногу. Я этой прелести не оценила и отъехала в обморок — мозг, видимо, решил, что с него достаточно фестивалей. Да, так выпьем же за веселье!

Ирейн покосилась на русалку с некоторым уважением. Смех-смехом, а бывшему человеку оказаться в такой ситуации — жуть неимоверная, и то, что Элена сейчас это так вот весело рассказывает, вворачивая иномирные имена и слова, вызывало незамутненное восхищение: трактирщица вовсе не была уверена, что не сошла бы с ума в подобных обстоятельствах. К тому же, на фоне всего, происходящего в её жизни, она невольно задумалась: а что было бы с ней, попади она вот так вот к драконам не в качестве истинной для Тира, всячески старающегося окружить её пухом, а просто так, став человеком в окружении совершенно иных существ? Пожалуй, ей не хотелось бы знать ответ на этот вопрос…

— Так вот, пришла я в себя аккуратно связанной, на пороге роскошнейшего поместья, стоящего прямо на озере, в компании серохвостой русалочки-скумбрии. И представьте — дрожу, изо всех сил пытаюсь проснуться, а из воды между тем показывается голова монстра, на китайского дракона похожего, но огромного настолько, что, приоткрой сия красота рот, я-человек вполне могла бы там стоять, не задевая макушкой нёба. Честно, я даже орать не могла, а вот скумбрия оживилась, расплылась, так сказать, мыслью по водице, поведала монстру, что я, дескать, дар ему с нижайшей просьбой снизойти. Тут я уж онемела от возмущения, спешно вспоминая распространенные у меня дома легенды о разных там Андромедах; проблемка, однако, состояла в том, что никакого Персея, спешащего мне на помощь, в обозримом пространестве не наблюдалось, да и сама я из девы в беде превратилась в ту ещё жертву Чернобыля. Скумбрия между тем времени не теряла, говорила, мол боги меня прислали на алтарь и я, быть может, призвана скрасить одиночество сего глубинного монстра. При этом, косила на меня эта рыбина с такой завистью, что мне аж не по себе становилось: лично мои представления о физиологии и масштабах корчились в муках, когда я взирала на моего предполагаемого любовника. В моём представлении, все, что он мог сделать со мной — съесть. Так выпьем же за сбалансированное питание!

Все задумчиво выпили и с удовольствием закусили блинными конвертиками жубового авторства.

— В общем, порадовав такими вот чудными новостями, скумбрия уплыла, а китайский дракон между тем взвился кольцами, отчего я чуть не отправилась-таки к праотцам с сердечным приступом, а после обратился человеком — высоким, до изящного худощавым, аристократичным, на вид лет двадцати пяти — тридцати, с косой до пола, переливающейся, как речная вода, и совершенно нереальными глазищами, одновременно прозрачными и поразительно яркими. И тут был двоякий момент: с одной стороны, от сердца мне однозначно отлегло, потому что с мужиками, в отличии от всяких громадных водных змеев, я хотя бы умела обращаться. Опять же, этот конкретный индивид был из категории "облизнись, милая", и из того, что можно было разглядеть с учетом просторных одежд на манер ханьфу, тело монстрика в человечьем обличьи было уж всяко покрасивей отсиженных за офисным столом телес непосредственного начальства. С другой стороны, это все было для меня немного чересчур, да и вообще, вдруг он сжирает любовниц, эдакая самка богомола наоборот, или превращается в процессе? Короче, к прикладному изучению ксенологии я была не готова, потому не нашла ничего лучше, кроме как возмущенно завопеть какую-то дикую глупость вроде: "Не тронь меня, извращенец!". Ох, вы бы видели, какими глазами он на меня посмотрел! До сих пор немного стыдно. Как сейчас помню, что он сказал мне: "Право, не стоит так нервничать, уважаемая: уверяю, я не особенно склонен к насилию. Вся эта ситуация кажется мне в некоторой степени довольно глупой ошибкой; что, если мы сейчас спокойненько переместимся в мой кабинет и обсудим происходящее? Вполне очевидно, что имеет место недопонимание". Так я познакомилась с господином Осом, сыном бога рек, первым советником и наставником твоего Тира. Разумеется, я быстро узнала, что страхи мои не имели под собой ровным счетом никакого основания, ибо, приди ему в голову изнасиловать какую-нибудь русалку, добрая сотня их натурально передралась бы за право быть жертвой; у нас, видите ли, любая избранница кого-либо из богов-змеев автоматически становится персоной весьма почитаемой. Когда матушке Оса, драконице, удалось забеременеть от речного бога, она стала кумиром и объектом почитания для русалок от мала до велика, ей даже место в пантеоне отвели — так-то. Да и будем честны: после получаса знакомства с ним я сама вроде как немного пожалела, что закобызилась — никого более потрясающего я не встречала никогда, вообще не разу.