— Но потом-то ты это поправила, думаю? — хмыкнула Лиз.

— Не-а, — ухмыльнулась Элена, — Весь двор судачит о наших страстных шашнях — которых нет. Видишь ли, к тому моменту, как об этом появился смысл задуматься, пачкать наши отношения разовым постельным рандеву было все равно, что жрать чипсы в филармонии на концерте, разбавляя Чайковского или Грига шуршанием обёртки и чавканьем — то бишь, полная бесвкусица и некультурщина. Я не его пара, мы это проверили сразу, и горечь, которая отразилась на лице Оса, помню до сих пор — он, кажется, понаделся, что боги забросили меня сюда именно за этим. Честно, я тогда боялась, что он перестанет быть таким добрым, но нет: он успокоил меня, как умел, забрал подальше от воды, которую я боялась после увиденного в Вечном Море до судорог, объяснил про миры нашей оси и их соприкосновения. Выяснилось, что даже сейчас наши реальности расположены достаточно плотно для того, чтобы время от времени везунчиков вроде меня выбрасывало туда-сюда. Обычно эта оказия случается на магически нестабильном Разделяющем Хребте, но и в других местах силы подобное бывает, и мне ещё сказочно повезло попасть сюда волей Змеиц знающей язык русалкой, а не растерянным человечком. Не то чтобы тогда я могла оценить это: мне казалось, что все весьма ужасно, и только господин Ос развлекал меня разговорами о разнице меж нашими мирами, исподволь учил местному укладу, заставлял читать и думать — в общем, всячески возвращал мне волю к жизни. Потому, когда он спустя какое-то время сказал — мол, нашёл способ вернуть тебя на родину, я вроде как обрадовалась, а с другой стороны и не очень. Только вот и сама понимала: жить здесь, в теле русалки, которое при пересыхании всех покровов вполне может умереть — идея так себе, особенно с учетом все прогрессирующей ихтиофобии. Потому-то я и согласилась отправиться служанкой в подводную резиденцию клана Кракенов, предварительно со всей ответственностью порыдав у Оса на груди и пообещав никогда его не забывать. Он только улыбался понимающе — догадывался, чем дело кончится, драконище… впрочем, неудивительно для его возраста и опыта.

Глаза Лиз загорелись подозрительным пламенем:

— А кракены — это ж эти, как их… с щупальцами? У них ещё промежуточная форма есть…

— Ага, — хихикнула Элена, и выглядела она при этом, скажем так, предовольно.

— Извини, — нахмурилась Ирейн, которую щупальца интересовали в меньшей степени, — Но ведь клан Кракенов живёт в самых глубинах Вечного Моря. Как ты, боясь воды, смогла бы там работать?

— О, — улыбнулась Элена, — Вот тут и начинается самое интересное — меня приписали к так называемой надводной, воздушной части дворца, где готовили, шили и колдовали для гостей, по той или иной причине желающих пребывать в человеческой ипостаси. Меня, как русалку, приписали к кухне с условием, что за полгода отработаю перемещение в техногенный мир. Теперь, с высоты жизненного опыта, я прекрасно понимаю, что Осу ровным счетом ничего не стоило уговорить Кракенов отправить меня на родину сразу — и при таком раскладе я бы, наверное, все же ушла. Трусливой дурой была, что вы хотите? Но он поступил умнее, за что я ему благодарна по сей день — хотя тогда, конечно, мне казалось, что в жизни настал полный и безоглядный кабздец и все так плохо, что хуже уже просто некуда. Справедливости ради, жилось мне несладко: на надводную работу в резиденции Кракенов прислугу ссылали исключительно за провинности или особенно мерзкий характер, причем преобладали там скумбрии да утопленницы. Им все во мне было, как волос в котлете: яркий фигурный хвост, внешность, характер, да ещё тот факт, что я так долго была фавориткой самого господина Оса, пока не прогневила его (именно такую биографию мне поспешили придумать все, кому не лень). Уж какие, кстати, теории строили о том, чем именно я разозлила водного змея — там фигурировала и оргия со всеми его злейшими врагами разом, и украденные документы государственной важности, и совращение всех его учеников по очереди, и ещё парочка историй настолько невероятных, что издательства за них могли бы передраться. Как бы абсурдно это все ни было, жизнь мою они превратили в такой кошмарище, что только и оставалось учиться скалить зубы в ответ — благо, русальи клыки острее человеческих, а выживать в бабских коллективах я была научена. Так или иначе, честно, сама не поняла, как собрала вокруг себя всех затюканных отшельниц, каких только смогла откопать по закромам резиденции, и развила полноценные военные действия — бабье, чисто бабье. Тогда-то одна из моих новоиспеченных подруженек мне намекнула: мол, все цапаются за место в постельке наследничка клана, но ни одной с кухни туда не пролезть. А мне, с моими необычными плавничками — стоит попробовать, и тогда они все в моём кармане окажутся. И я в это мероприятие впряглась, целый план придумала, как его в надводное крыло заманить; в какой-то момент такой азарт разобрал, что уж куда там охотничьему — только об этом и могла думать. "Он ни с кем из рыбин больше ночи не проводит," — просвещали меня мои девицы и, серьёзно, это был вызов.

— И что, у тебя задержался?

— Ещё бы, — показала клычки Элена, — К моменту, когда очередные воздушные пузыри с искательницами приключений, желающими прожить человеческую жизнь в техногенном мире, отправляли сквозь истончившуюся под влиянием особого положения лун грань, я уже была фавориткой Крраша, и отношения между нами были… вот кто его знает, какими, потому что он-то явно был мной увлечён, а вот я разрывалась от зарождающихся чувств к его человеческой части и страхом перед кракеном. Ну, жуткий монстр глубин, апокалиптическая тварь и всякое такое… Да и воду я любить не начала, будем честны. В общем, постенала, поныла и решила — все, от добра добра не ищут, поплыву домой и никак иначе! Если рождена человеком, то человеком и сдыхать, и всякое такое. Проявив таким образом твердость (по факту дурость, конечно, но тогда я просто упивалась своей мнимой силой воли), пробралась втайне на один из пузырей, стала смотреть, как тают очертания резиденции в черной воде, и на душе все муторней становилось. Так цеплялась за возможность вернуться, а тут призадумалась: ну, и что там? Стану человеком, построю дом своей мечты — денег, вырученных за парочку честно стыренных украшений, хватит, — а потом? Всю жизнь прятаться от воды, вспоминать о колдовстве и рассказывать в старости соседкам по скамейке: знаете, мол, это сейчас я — брюзгливая одинокая старушенция, а когда-то была знатной русалкой, заткнула за пояс кучу соперниц, но потом отказалась — от иномирных морей, от чудного светящегося в темных глубинах хвоста, от совершенно потрясающего мужчины — просто потому, что трусиха? И ведь понятное дело, что и в нашем мире полно чудес: технических новинок, стран и культур, возможностей и перспектив, да вот только для меня там всегда было душно и тесно. Мудрые книжки Оса писали о таком, как о "тяжести чужого неба" — мол, бывают индивиды, которых отторгает сама природа конкретных измерений, и я, по всем признакам, была одной из них. Да… Так выпьем же за неприятную правду!

Ирейн выпила, тихо радуясь, что на этот раз у Лиз хватило ума не вставлять никаких своих, несомненно своевременных, ремарок: Элена смотрела сквозь столешницу потемневшими глазами и явственно переживала внутри не самые приятные моменты своей жизни.

— Мой пузырь все погружался и погружался во тьму, — сказала она, помолчав, — И все больше во мне концентрировалось злости на себя. Всю жизнь на словах мечтать о переменах, но так бездарно отказаться от них из-за банального страха… Это все очень по-человечески, а ещё вполне себе нелепо. К тому же, на меня накатила тоска — по Кррашу, по интригам подводного дворца, по Осу, по миру. Потому что-то во мне надломилось, и я решила: надо проверить, так ли она страшна — глубина. И… я выбралась из пузыря. Это было ужасно, это была агония, и все до последней детали было прямо как в моём детском кошмаре: вода давила со всех сторон, норовя сплюснуть в камбалу, соль разъедала глаза, лёгкие горели огнём, а тело моё все опускалось, опускалось в чернильную неизвестность. И вот, когда стало совсем невмоготу, я выпустила весь воздух и вдохнула воду. И тогда… все изменилось.