— Найдите того, кто сотворил это с моим мальчиком, магистр. Найдите и выбейте из него эти формулы!

Я молча склонил голову. Именно так я и собирался поступить.

Кто бы ни стоял за злоключениями Ральфа, мне очень хотелось встретиться с ним и… поговорить по душам.

Университет Святого Иоганна располагался в небольшом городишке Мархоф в двух часах пути от Кларна. Дорога оказалась не так уж и плоха; карета шла ровно, лишь изредка подпрыгивая на колдобинах или проваливаясь в ямы. Я не терял времени попусту и обдумывал полученные от епископа сведения.

В прошлом году Ральф вон Дален получил степень бакалавра и продолжил обучение на факультете тайных искусств, намереваясь стать лиценциатом. По поручению своего профессора он даже читал лекции на правах экстраординарного преподавателя. Все свободное время племянник епископа посвящал учебе, а к вину, азартным играм и доступным девицам предосудительной тяги не испытывал, как не испытывал и стеснения в средствах. Близких друзей у него не было и, разумеется, не было никаких врагов.

Обычно Ральф встречался с дядей каждое воссияние, но в первую седмицу осени отпросился, сославшись на неотложные дела. А на следующее утро его нашли в съемной квартире в невменяемом состоянии.

Как меня уверили, из комнаты Ральфа ничего не забирали, и я решил при первой же возможности заглянуть туда и осмотреться на месте. Секретарь епископа выдал ключ, а заодно снабдил буллой, наделявшей правом действовать от имени его преосвященства, и настоятельным советом этим правом не злоупотреблять. Впрочем, я и не собирался…

Большей частью Мархоф был выстроен на пологом холме в излучине тихой и спокойной речушки. Главное здание университета высилось на самой вершине, но взбираться вверх по склону от почтовой станции с тяжеленным сундуком на закорках Хорхе не пришлось: кучер вошел в положение и взялся подвезти, запросив за услуги грош.

Я не стал торговаться, заплатил, и услужливый малый даже помог Ковану снять с задков кареты наш багаж.

— Поставь под навес, — попросил я слугу.

Главное здание университета высоченными внешними стенами и единственным проходом во внутренний двор больше напоминало монастырь. Сновавшие тут и там разряженные школяры смотрелись на его фоне столь же уместно, как монах в борделе.

Дежуривший на входе педель в теплом плаще и войлочном колпаке, заметив перстень, слегка поклонился. Я улыбнулся и спросил:

— Как пройти в приемную канцлера, любезный?

— Центральная дверь, магистр, — немногословно ответил служитель, не став интересоваться причиной визита.

Я кивнул и через арку прошел в просторный двор. Через газоны там проложили усыпанные галькой дорожки, зеленели живые изгороди, всюду стояли многочисленные скамейки, и расплескивал тусклую воду мраморный фонтан. В отличие от внешних стен, здесь были нормальные окна, а не узенькие прорези-бойницы. На уровне третьих этажей и вовсе тянулись крытые галереи. По углам высились невысокие башни.

Школяры посматривали на меня с нескрываемым интересом и шушукались между собой, неведомым образом распознав чужака. Впрочем, нет, не чужака. Новичка. Но разница не так уж велика…

Не обращая внимания на смешки и заинтересованные взгляды, я пересек двор, поднялся на крыльцо и вошел в учебный корпус. Стена напротив входа оказалась закопченной, из-под слоя сажи проглядывали смутные очертания человеческой фигуры. Фреска выглядела древней, и было непонятно, что побуждает местных управленцев держать ее в столь плачевном состоянии.

Холл был пуст. Я поднялся на второй этаж, заглянул в приоткрытую дверь и не прогадал: это оказалась приемная канцлера. Секретарь взглянул на бумаги, отправился доложить обо мне и тут же вернулся обратно.

— Магистр Черен, вас ждут.

Фамильную приставку секретарь упустил, то ли наивно полагая, что все люди науки равны между собой, то ли оставляя надлежащее обращение для официальных случаев. Стоило бы устроить ему выволочку, но мое неожиданное назначение и без того привлечет излишнее внимание и лекторов, и школяров; имело смысл держаться скромнее.

Я прошел в кабинет канцлера, и тот поднялся навстречу, протянул руку, радушно улыбаясь:

— Магистр! Мы вас заждались!

— Ваше сиятельство, это большая честь для меня, — ответил я, прикрывая за собой дверь.

Глава университета тут же прогнал с лица улыбку и оправил просторную черную мантию. Худощавый, даже тощий, с глубокими залысинами и желтоватой кожей, он казался озябшим, хотя холодно в кабинете не было.

— Просто Рупрехт, магистр, — разрешил канцлер обращаться к себе по имени и отошел к камину, на мраморной доске которого стоял стеклянный стакан с каким-то зеленым настоем.

— Филипп, с вашего позволения.

Канцлер закашлялся, сплюнул мокроту в огонь и приложился к стакану с настоем. Его костлявые руки сильно дрожали.

Я тактично отвернулся и принялся разглядывать обугленную стену, неоштукатуренную и неровную. Какие-то странные веянья здесь в оформлении помещений…

— Старость не радость, — проворчал канцлер. — Каждую осень выхаркиваю собственные легкие. — Он заметил мой озадаченный взгляд и пояснил: — Раньше здесь был монастырь Святого Иоганна, но его сожгли во время Семнадцатилетней войны. Наемники из Мерсано перебили всю братию, и мы оставили часть стен в первозданном виде в память о тех событиях.

— О-о-о, — протянул я. — Не думал, что мессиане доходили до Мархофа.

— Мархофа тогда не было, лишь безымянная деревушка на монастырских землях, — пояснил Рупрехт, допил настой и сменил тему: — Но вы ведь не об истории края прибыли говорить? Вас прислал епископ Вим?

— Он лишь поспособствовал моей отправке сюда, — поправил я собеседника и протянул приказ Вселенской комиссии о проведении тайного следствия.

Канцлер вздохнул и помрачнел еще больше, если такое вообще было возможно.

— Какое несчастье! Какое несчастье! — покачал он головой. — Неужели подозревается злой умысел?

— Иначе меня здесь не было бы, — развел я руками. — Придется либо подтвердить факт постороннего вмешательства, либо опровергнуть его.

Опасаясь слухов, епископ Вим не сообщил об истинном состоянии племянника даже руководству университета. Все полагали, что дело в банальном для школяров с факультета тайных искусств истощении эфирного тела.

Канцлер нахмурился, но уточнить, что имелось в виду под «посторонним вмешательством», не успел. Дверь без стука распахнулась, и к нам присоединился высокий и плечистый лектор, чья мантия была скроена столь искусно, что не просто скрадывала очертания уже наметившегося животика, но и превращала сорокалетнего господина в подтянутого атлета. В темной шевелюре не виднелось ни одного седого волоса, щеки были гладко выбриты, на левом виске, добавляя загадочности, белела тонкая нить шрама. Лектора не портил даже излишне мясистый нос. Уверен, дамы от него без ума…