«Нельзя, не лезь». Андрей сомнамбулой бродил по залу, разглядывал сахар, геркулес, растворимую картошку и стеклянные макароны, а сам прислушивался к звукам снизу. Наверху он был один, и персонал, и покупатели толпились внизу, отдаленно послышался вой спецсигнала. «Скорая»? Легче от этого не стало, сердце реально сдавило, не фигурально выражаясь, а до остановки дыхания, до потери сознания: такой скотиной он не чувствовал себя никогда. Ясное осознание, что внизу умирает человек, которому он еще может помочь, было сродни неконтролируемой панике, когда дело не в нервах, а в инстинктах, базовых инстинктах, что отвечают за выживание. Смешно, но сходное чувство испытывал он на МРТ, когда реально чуть не умер в томографе от остановки дыхания, вытащили через пять минут полуживого. Сам от себя такого не ожидал, стыдно было до чертиков и страшно, не ожидал от психики подлянки. С третьего раза только голову после сотряса удалось проверить, тоже в аппарате, похожем на гроб, но хоть без стенок. Никому не сказал тогда, но к психологу сходил, и тот мигом выкопал из подсознания давнюю травму. Подростками они ехали в лифте, оборвался трос, и кабина сорвалась. Летели этажа с четвертого, поэтому и живы остались, когда грохнулись в шахту. Ржали тогда, как четыре коня, веселились, выбираясь из темного, точно склеп, подвала. Посмеялись и забыли, потом время затянуло воспоминание, пришли другие, но психика занесла ту жуть в подкорку и выдала в неподходящий момент. Травму успешно забороли, больше она о себе знать не давала, до сегодняшнего дня.

Внизу стало потише, вой стих, раздавались отдельные голоса, но Андрей не прислушивался. Изучил досконально ассортимент печенья, конфет, крупы, шампуня, зубной пасты и кошачье-собачьих кормов, коньяк и водку почти всю перетрогал, вернул на полку. И пошел вниз, когда там стало совсем тихо.

Народу оказалось от силы пять или шесть человек, они бродили по залу, не глядя друг на друга. В дверях никого, охраны тоже не видно, лишь уборщица-азиатка с отстраненным видом трет шваброй пол, вода в ведре бурая от грязи. Есть совсем не хотелось, но Андрей расплатился за покупки и поехал домой.

Ночь спал кое-как, то ворочался, глядя в потолок, где ветки клена рисовали всякую пакость, то отключался ненадолго, но с такими снами, что лучше уж за отвратительной игрой теней следить. Утром выглядел соответственно: бледный, под глазами синева, голова ноет так, точно все зубы разом заболели. Пришел в себя окончательно и поехал в город с твердым намерением в поганую квартирку не возвращаться. Покатался по посадским задворкам и неприбранному центру, поел, убил время до одиннадцати утра и поехал на завод. Глухов уже торчал в кабинете, слонялся от стенки до стенки, увидел Андрея и чуть ли не с объятиями к нему кинулся:

— Ты уверен, что это Ритка?

Видок у него был не особо презентабельный, даже итальянский загар малость поблек, но тут хоть объяснение имеется: господин директор вчера в одно лицо пол-литра вискаря уговорил, а может, и больше, может, и другие крепкие напитки в дело пошли, когда Андрей уехал. Но держится вполне себе неплохо, руки малость подрагивают, красные от недосыпа глаза смотрят в упор.

— Да.

Андрей заметил на столе перед монитором плоский черный портфель, по виду не пустой. Глухов перехватил взгляд, ухмыльнулся синеватыми губами:

— Твоя доля. Поговорим и рассчитаемся. Но как она это провернула, а? Ей бы мозгов не хватило, не понимаю. Подсказал кто-то…

В дверь деликатно постучали, Глухов рыкнул что-то невразумительное. Вошла низенькая круглая тетушка с приятной улыбкой, следом пер Иванов. Эсбэшник натурально протолкнул тетушку в кабинет, ввалился следом и плюхнулся за стол.

— Главбух моя, — едва ли не презрительно бросил Глухов от окна. Он торчал там и до прихода Андрея, выбежал-то с той стороны, и теперь снова прилип к стеклу. Тетушка мило улыбнулась Андрею, аккуратно села подальше от Иванова, достала телефон со стразиками по периметру корпуса и уткнулась в экран.

Время тянулось невыносимо долго, Андрей то и дело поглядывал на часы, прислушивался к грохоту лифта, к каждому звуку из приемной. Без пяти двенадцать, без трех минут, полдень. Глухов прилип к стеклу, Иванов мрачно пялился в стенку, главбух жала кнопки, раздавался отвратный писк.

— Елена Петровна, попрошу вас. Прекратите заниматься херней, — не отрываясь от окна, проговорил Глухов. Добрая тетушка поспешно сунула смартфон куда-то под стол и уставилась на свои усыпанные блестками ногти. Иванов повозился на месте и вдруг приподнялся, опираясь локтями на стол. Глухов обернулся.

На пороге стояла Рита, в коротком платье цвета красного вина, в черной кожанке и на таких каблучищах, что дух захватывало. Блестящие черные волосы откинуты назад, помада того же винного оттенка, что и хорошее выдержанное бургундское с вершины известкового холма, через плечо переброшена большая сумка на толстой матовой цепочке вместо ручки.

— Добрый день. — Рита под общее молчание вошла в кабинет, осмотрелась. Следом просочился невысокий щуплый молодой человек в синем костюме, с кожаным портфелем на длинном ремне через плечо и в кедиках, откуда торчали голые щиколотки. За ним вошел еще один юноша, ростом вдвое выше первого, тоже в костюме и нормальной обуви. Моментально оглядел помещение и встал так, что оказался между Ритой, Глуховым и столом. Повернулся боком, но Андрей успел заметить и перебитый, причем не раз, нос юноши, и прижатые к черепу уши, и то, как тот напряжен, как двигается, как ловит каждое движение присутствующих. Это был явно профессионал своего дела, личник, а услуги таких специалистов стоят дорого, очень дорого. Иванов, похоже, сделал те же выводы и не сводил с парня взгляд.

— Привет, Сереж, — Рита повернулась к окну. — Хорошо отдохнул?

— Нормально, — помедлив, буркнул Глухов. Андрей стоял неподалеку и отлично видел, что виной такой нерасторопности не вчерашнее злоупотребление, а шок: Глухов реально обалдел при виде своей бывшей жены и старательно собирает себя в кучу.

— Рада за тебя.

Рита прошлась вдоль стены с фотографиями, разглядывала каждую, задержалась у той, где на фоне красных стен стояли несколько человек, в хороших костюмах и строительных касках. Рита вытащила из сумки платок, бережно протерла фото, поправила, чтоб висело ровнее, и кинула платок на пол. Охранник аккуратно перемещался следом за ней, не уходя с линии возможного нападения, задохлик в кедах скромно стоял в сторонке. Главбух откровенно пялилась на Риту и все порывалась что-то сказать. И мявкнула наконец через силу, будто ее душили:

— Добрый день, Маргарита Игоревна. Рада вас видеть.

Рита едва кивнула тетке и бросила сумку на стол. Цепочка внушительно звякнула, Иванов зыркнул в ту сторону, но не шелохнулся.

— Да, Тоскана хороша в это время года, я помню. Наше поместье удачно продал?

Глухов шагнул к ней и резко затормозил, напоровшись на взгляд охранника. Глянул на Андрея, на Иванова, побагровел.

— Чего тебе надо? — бросил он Рите. — Чего пришла?

— Вроде поговорить хотели. — Она повернулась к Андрею, потом к своему бывшему мужу. — Я слышала, у тебя проблемы…