И вдруг услышала – в недостроенном доме буквально кричит котенок. Я нашла лестницу, поднялась на второй этаж, потом на третий. Прошла через пролет по деревянным сходням. И тут увидела двух ребят, подростков. Один прижал котенка к полу, методично бил по голове, приговаривая:

– По ушам гниде, по ушам…

Другой сосредоточенно и усердно приматывал проволокой к кошачьему хвосту тяжелый шкворень.

Я замерла на секунду, потом стремительно бросилась к ним – схватить котенка и убежать. И-со всего маха упала на жесткий цементный пол: третий, стоявший за дверным косяком, подставил мне ногу.

Это был парень лет пятнадцати, долговязый, с тонкими бледными губами и близко посаженными маленькими глазками; косую темную челку, угри на щеках, обгрызенные ногти на узловатых пальцах – все это я рассмотрела потом.

– Ты кто така-а-а-я? – едва разжимая губы, спросил он.

– А вы кто такие?

– Ты сме-е-е-лая, что ли? Козел, кто мы такие?

– Мы мэ-э-эстные, – проблеял один из мальчишек, – мы ти-и-хие… и незлобивые…

– Поняла? Тихие мы! Если нас не злить. Так откуда ты взялась?

– Я услышала, котенок кричит, и подумала… Парни засмеялись разом:

– Геша, она жалостливая…

– И тоже незлобивая…

– Возьмем ее в компанию!..

– Она котяток разводить станет…

– Ребята, – перебила я их, – зачем его мучить, лучше мне отдайте.

– Нет, – ответил Геша. – Мы его утопим.

– Как…

– Очень просто. Шкворень к хвосту привязали и-в пруд.

– Ну, пожалуйста, не надо!

– Надо. Он – бродячий. Значит, заразный. У него, наверное, лишай. Так что мы делаем благородное дело: спасаем население от заразы.

– Никакой он не больной. Вы же сами берете его руками.

– Мы рискуем.

– Отдайте его мне, и он не будет бродячим. Я возьму его домой.

– Ты живешь недалеко?

– Далеко. Это я к подруге приехала. Отдадите?

– Нет.

– Почему?

– Потому что утопим. Я так решил.

– Ну давайте я у вас его куплю!

– И много у тебя денег?

– Почти девятнадцать рублей.

– С собой?

– Нет, дома. Но я привезу!

– Дома, говоришь. – Геша посмотрел на меня долгим взглядом. – Пожалуй, я отдам тебе котенка. Просто так…

– Правда?!

– …Если ты разденешься сейчас.

– Прямо при вас?

– Да.

Я почувствовала, что краснею.

– Но ведь стыдно…

– Ах, стыдно? – усмехнулся Геша и подошел к котенку. Тот сидел на полу, привязанный за хвост к тяжелому шкворню, время от времени вставал, тыкался в стороны и жалобно мяукал. Парень ударом ботинка опрокинул котенка на спину и наступил на живот. Котенок закричал – жалобно, пронзительно.

– А если я сейчас придушу эту падаль и он на твоих глазах кровью захлебнется? Из-за тебя! Не стыдно? Геша надавил сильнее.

– Не надо, пожалуйста, я сейчас! – Не расстегивая, я рванула платье через голову.

Ребята замерли, разглядывая меня..

– Дальше! – приказал Геша. – Что?

– Снимай трусы!

– Можно, я отвернусь?

– Можно.

Я повернулась к ним спиной и спустила трусики.

– Совсем снимай.

Я заплакала, но подчинилась.

– А теперь повернись лицом.

– Избушка-избушка, повернись к лесу… – кривляясь нараспев начал один из мальчишек.

– Заткнись! – прикрикнул Геша. Я стояла перед ними, прикрывая ладошками низ живота.

* * *

– Убери руки! – велел Геша. Двое остальных переглядывались весело и возбужденно.

– Ребята, ну пожалуйста…

– Козел, прищеми-ка котику лапку чем потяжелее. Котенок снова закричал, я вздрогнула, развела руки… И почувствовала, как слезы катятся по щекам.

А Геша шагнул ко мне, протянул руку. Я отпрянула:

– Отойди!

– Да ладно, ничего с тобой не случится. – Голос у нег стал хриплым, а глаза словно пленкой подернулись, стали! как неживые. – Отойди! – Я отступила еще на шаг. Все, дальше некуда – стенка.

– Геш, а чего ты ее уговариваешь? Я щас котику петельку на шею сооружу да затяну потуже – она снова шелковой станет.

А тот словно не слышал. Сделал шаг ко мне, еще шаг…

– Здесь командую я. Поняла? Я!

Прямо в лицо дохнуло гнилью порченых зубов. И тут снова закричал котенок!

Я оттолкнулась от стены, как пружина, и изо всех сил толкнула долговязого Гешу в грудь. Он неловко взмахнул руками и упал на спину, навзничь, глухо стукнулся головой о цементный пол и замер. Козел метнулся ко мне, но запнулся обо что-то на полу, ударился коленкой и упал, взвыв от боли, обхватив ногу рукой. Я схватила кирпич и пошла на третьего. Он был щуплее этих двоих и, наверное, лишь немногим меня старше.

– Ты это, мы же ничего, ты кончай… – И кинулся бежать, напуганный. Я бросила ему вслед кирпич. Потом кое-как натянула платьице, упала на коленки перед котенком и стала отвязывать проволоку от хвоста. Я дрожала, слезы ли лись из глаз, и все приговаривала, то ли котенку, то ли себе:

– Не бойся, тебя больше не будут обижать. Геша пошевелился, застонал, я замерла, схватила теплый живой комочек и бросилась прочь. Чуть не упала с этажа, впопыхах ступив мимо сходней, больно, в кровь, разодрала ногу, но бежала, бежала мимо домов, мимо пустынных в жаркий летний день улиц, мимо автобусной остановки, мимо сквера… Казалось, что меня непременно догонят и все начнется сначала…

Домой приехала уже вечером. Ездила на разных троллейбусах, на метро – все казалось, что за мной следят.

Потом я долго, наверное, с полгода, боялась ходить по улице. И ночами снились какие-то жуткие кошмары…

Котенок вырос, стал пушистым рыже-белым котиком. Я хотела назвать его Пушком, но папа, узнав, что подобрала его на улице, обозвал Люмпеном. Тоже хорошо – Люмик.

Родителям о случае на стройке я ничего не рассказала – стыдно было.

Люмик сейчас живет у бабушки, в деревне, ему там хорошо. А мне?..

…Из-под душа я вылезла совершенно без сил, упала в кровать. О том, что весь этот кошмар завтра повторится снова, думать не хотелось. Я и не думала.

Проснулась я очень рано, едва-едва рассвело. Девушка-соседка еще спала, мне очень хотелось ее разбудить, расспросить – где же все-таки я оказалась и что со мной будут делать дальше. Но будить не стала, просто лежала и думала.