Топ-модель просыпается. Они бросаются за дверь. Наташа Андерсен, ругаясь, прижимает к ушам подушки, чтобы больше не слышать звонка. Тем не менее телефон не умолкает. Молодая женщина покоряется и встает.

– Спать. Я так хотела поспать. Все забыть. Больше не иметь памяти. Спать. Не могут дать мне поспать! Черт побери!

Она набрасывает шелковый пеньюар и тащится к телефону. Вынимает из ушей ватные шарики и прижимает трубку к щеке. Когда она снимает трубку, звонок затихает.

– Первое – осведомиться. Второе – подумать. Третье – действовать, вы говорили? Мы недостаточно осведомлены, – шепчет Лукреция.

– Она, видимо, глотает транквилизаторы, чтобы восстановить силы. Смотрите, на ночном столике целый набор упаковок.

Журналисты прячутся в платяном шкафу. Наташа Андерсен ворча проходит перед ними и рассматривает себя в зеркале.

– Свет мой зеркальце, скажи, я по-прежнему краше всех?

Она нервно смеется и идет в ванную. Открывает краны, наливает пену и закалывает волосы. Затем раздевается и пробует воду пальцем ноги. Слишком горячо. Она морщится и увеличивает напор холодной струи. Пока ванна наполняется, она принимает различные позы перед зеркалом.

Обнаженная, она извивается всем телом, словно задумала испытать его гибкость, затем протирает лицо льдом. Покончив с этим, она рассматривает свои ягодицы, чтобы удостовериться, что у нее все еще нет целлюлита, и немного приподнимает груди, представляя, как они будут смотреться в новом лифчике.

– Я думала, ваш главный мотив – разгадывать загадки, – шепчет Лукреция.

– Один мотив не мешает другому.

Наташа Андерсен снова проверяет воду и, найдя температуру подходящей, растягивается в ванной. С полки она хватает большой заточенный нож.

Исидор уже готов вмешаться. Но с помощью оружия женщина всего лишь режет огурец на тонкие кружочки, которые небрежно кладет себе на щеки и на глаза.

– Бежим, – говорит Лукреция.

Только они начинают вылезать из своего тайника, как телефон вновь начинает звонить. Они тут же прячутся за дверь.

Наташа выходит из ванной, заворачивается в махровый халат и идет снимать трубку.

– Да. Ах, это ты... ты звонил только что? Нет, я приняла снотворное, чего ты от меня хочешь?.. Почтить память? Это очень любезно, конечно, но... конечно, я знаю, что... Ммм... Ладно, где это будет, в НЕБЕ, я полагаю? То есть я стараюсь не слишком показываться... Ммм... Гмм... конечно, конечно. Да, я тронута. Да, думаю, Самми это бы доставило удовольствие... Хорошо... когда и в котором часу? Подожди, я схожу за записной книжкой.

Топ-модель отправляется на нижний этаж. Лукреция и Исидор все еще не могут убежать.

Лукреция наклоняется к уху своего сообщника.

– НЕБО... распутник, я понимаю, что это такое, но... кто такой эпикуреец?

– Тот, кто разделяет мысль греческого философа Эпикура.

– А кто был этот Эпикур?

– Человек, чей девиз: «используй каждый момент до конца».

Его лишили телевидения! Он не спал? Доктор Феншэ только что отнял у него телевидение! Мартен беспокойно моргал. К счастью, Феншэ объяснил ему, что он принес кое-что взамен. И какую вещь...

– Это компьютер с глазным интерфейсом вместо мыши.

Самюэль Феншэ установил возле кровати монитор и камеру на треножнике, прямо перед его глазом.

Сначала Мартен не совсем понял, какая ему польза от этой машины. Но Феншэ объяснил, что это прототип, которым до сих пор пользуется только с десяток людей в мире. Камера записывает движения его глаза и тут же воспроизводит их на экране компьютера. Благодаря этому курсор перемещается. Глаз посмотрит вправо – стрелочка скользнет направо, глаз посмотрит наверх – стрелочка поднимется и т.д. Чтобы щелкнуть, достаточно моргнуть. Чтобы щелкнуть дважды – надо два раза моргнуть.

Доктор Феншэ включил компьютер.

Поначалу Жан-Луи Мартен действовал очень неловко. Стрелочка вертелась налево или направо, бегала по диагонали, и ему было весьма трудно ее зафиксировать. И щелкать тоже было нелегко. Он часто и раздраженно моргал, неминуемо открывая программу, которую потом надо было снова закрывать.

Но за несколько часов ему удалось совладать со своим глазом. В этом ему помогла собственная военная хитрость: он представил, что из его зрачка исходит лазерный луч, который попадает в экран и управляет курсором.

Жан-Луи Мартен просмотрел, какие программы были в компьютере. Он обнаружил, что можно вывести на экран клавиатуру, а это позволяло ему, зафиксировав курсор на клавишах, печатать тексты. Словно его ум, некогда заключенный в небольшую тюрьму черепа, мог протянуть руку через решетку.

На следующий день, когда пришел доктор Феншэ, Жан-Луи Мартен вывел на экран текст, который составил и напечатал сам. В начале было огромное «СПАСИБО», набранное крупным 78-м кеглем, шрифтом Times New Roman, повторенное на трех страницах. Затем: «Доктор Феншэ, вы сделали мне подарок, о котором я и мечтать не мог! Раньше я мог только думать, теперь я могу высказаться!»

Доктор Феншэ прошептал ему на ухо:

– Жаль, что я не подумал снабдить вас этим раньше.

Жан-Луи Мартен открыл текстовый файл и начал писать. Задача была трудна, и он часто нажимал не туда. Его глаз был влажен от возбуждения.

«Можем поговорить?»

– Конечно, – произнес заинтригованный врач.

«Долго мне еще жить?» – крутясь, спросил глаз.

– Ограничений нет. Все зависит от вашего желания жить. Если вы откажетесь психологически, полагаю, вы будете слабеть очень быстро. Вы хотите жить, Жан-Луи?

«Теперь... да».

– Браво.

«Я хочу рассказать миру о том, что испытываю. Это так... так...» Стрелочка бегала во все стороны, словно от волнения Мартен больше не мог управлять глазными мышцами.

В тот вечер Жан-Луи Мартен начал писать автобиографическую новеллу, которую озаглавил: «Внутренний мир».

В ней он признался, что, приговоренный к бесконечным размышлениям, он осознал огромную силу мысли.

«Существуют лишь три вещи: действия, слова и мысли. Вопреки общепризнанному мнению, я считаю, что речь сильнее действия, а мысль сильнее речи. Строить или разрушать – это действия. Однако в безграничности времени и пространства они не имеют большого значения. История человечества не что иное, как вереница памятников и развалин, воздвигнутых с воплями и слезами. А мысль, созидательная или разрушительная, может без конца распространиться сквозь время и пространство, возводя множество памятников и развалин».

Его ум как будто танцевал, бежал, прыгал в этой тюрьме.

«Идеи самостоятельны, словно живые существа. Они рождаются, растут, размножаются, сталкиваются с другими идеями и в конце концов умирают. А если у идей, как и у животных, была собственная эволюция? Вдруг идеи производили отбор, уничтожая самых слабых и репродуцируя наиболее сильных? Я слышал по телевидению, что профессор Давкен употреблял понятие „идеосфера“. Красивое понятие. Идеосфера существовала бы в мире идей, как биосфера в мире животных. Например, Бог. Понятие Бога – идея, которая, родившись однажды, постоянно изменялась и распространялась, подхваченная и приукрашенная словом, а потом музыкой и искусством; священники каждой религии воспроизводили и интерпретировали ее так, чтобы приспособить эту идею к пространству и времени, в которых они жили. Но идеи перемещаются быстрее, чем живые существа. Например, идея коммунизма, порождение разума Карла Маркса, распространилась в пространстве за очень короткое время и затронула половину планеты. Она изменилась, мутировала и в конечном счете свелась к тому, что количество людей, которые ею интересовались, стало уменьшаться, подобно животным в процессе исчезновения. Но в то же время она заставила измениться идею „старого капитализма“. Из битвы идей в идеосфере возникают наши слова, затем действия. Так строится вся наша цивилизация».