Его разум, запертый в больнице, наконец-то получил возможность преодолеть стены. Выражаясь образно, за кистью последовала вся рука, пройдя сквозь решетку, чтобы подобрать оставшуюся информацию.

Зафиксировав на поисковике «болезнь LIS», он обнаружил сайт, посвященный этой болезни. Другое ее название было «синдром заживо заточенного». Определенно, врачи владели искусством создания потрясающих формулировок. Странное проклятие привело его в то же самое место, в форт Святой Маргариты, где некогда был заключен Железная Маска.

А еще Мартен узнал об американце по имени Уоллес Каннингем, который страдал от того же, что и он, но получил новое лечение.

В 1998 году невропатологи Филипп Кеннеди и программистка Мелоди Мор из университета Эмори вживили в кору его головного мозга датчики, способные улавливать подаваемые мозгом электрические сигналы и преобразовывать их в радиоволны, превращаемые в язык программирования. Таким образом, всего лишь силой мысли Уоллес Каннингем управлял компьютером и общался со всем миром.

К своему большому удивлению, Мартен обнаружил, что, благодаря мозговым имплантатам, американец мог плавно набирать текст и писать практически со скоростью речи.

Французский и американский LIS общались на английском.

Но как только Мартен сообщил, что болен той же болезнью, Уоллес Каннингем ответил, что у него нет желания продолжать этот разговор. В самом деле, он признал, что предпочитает говорить только о здоровых. Он считал, что в том и есть преимущество Интернета: там не судят по виду. Тем более у него не было желания создавать виртуальную деревню инвалидов. «К тому же ваш псевдоним, Овощ, вас выдает. Он показывает, каким вы сами себя представляете. Я же называю себя Суперменом!..»

Жан-Луи Мартен не нашел что ответить. Он вдруг понял, что тюрьмы бывают не только физические, но еще и тюрьмы предубеждений. По крайней мере, Каннингем заставил его осознавать свои пределы.

Он поговорил об этом с Феншэ. Его проворный глаз бегал по экрану, чтобы выбирать буквы алфавита, которые он использовал для составления слов.

«Мне кажется, наша мысль никогда не свободна», – написал он.

– Что вы хотите этим сказать? – спросил врач.

«Я не свободен. Я обесценил себя. Мы живем в системе предубеждений. Мы поддерживаем в действительности предвзятые мнения и устраиваемся так, чтобы реальность подтверждала эти мнения. Я начал об этом говорить в своей книге, но далеко заходить не стал».

– Продолжайте, мне интересно.

Феншэ терпеливо ждал, пока Мартен разовьет свою мысль. Возникающие предложения были длинными.

«Школа, родители, окружающие внушают нам предвзятые подходы к взгляду на мир. Мы смотрим на все через эти искажающие призмы. Результат: никто не видит, что происходит в действительности. Мы видим лишь то, что хотим увидеть сначала. Мы без конца переписываем мир, чтобы он подтверждал наши предубеждения. Наблюдатель изменяет наблюдаемое им».

Замечание позабавило Феншэ, который смотрел на это по-другому.

«Для меня быть больным – это поражение. Быть инвалидом, по-моему, стыдно. Когда я общаюсь с другими, я бессознательно прошу их напомнить мне об этом. И не могу от этого удержаться».

Ученый был впечатлен результатами Жана-Луи Мартена. Он печатал быстро, как секретарь. Со скоростью чуть ниже нормальной речи. Обязанность создает средство. Время, проведенное за написанием книги, не принесло ему писательской славы, но придало удивительную живость.

– Осознание этого уже есть шаг к освобождению от предрассудков, – ответил он.

«В самом деле, мы не позволяем реальности существовать. Мы приходим в мир с убеждениями и, если реальность противоречит им, сделаем все для того, чтобы понять ее превратно. Например, если я уверен, что люди будут меня отталкивать, потому что заметят, что я инвалид, а они не станут этого делать, я начну неверно воспринимать малейший их намек, чтобы можно было сказать: „Вот видите, они меня отталкивают, поскольку я инвалид“».

– Это принцип паранойи. Страх создает опасность.

Самюэль Феншэ вытер слюну, которая снова потекла.

«Это еще хуже. Мы нападаем на реальность. Постоянно изобретаем реальность, удобную только для нас, и, если эта реальность не согласуется с реальностями других, мы их отрицаем!»

Глаз Жана-Луи Мартена выражал гнев или, скорее, энтузиазм, который никто не смог бы сломить. «Думаю, мы все сумасшедшие, доктор. Потому что деформируем реальность и не способны принять ее такой, какая она есть. Люди, которые кажутся остальным самыми симпатичными, – это те, кто способен лучше скрывать свое восприятие реальности, чтобы создавать впечатление, что они принимают реальности других. Раскрой мы все, о чем думаем в действительности, мы бы только и делали, что спорили».

Он остановился.

«Возможно, это самое ужасное, что я осознал: я считал себя физическим инвалидом, а, поразмыслив как следует, замечаю, что я инвалид умственный. Я не способен постичь мир».

Доктор Феншэ помедлил с ответом.

«Существует ли хоть кто-то, способный принять реальность такой, какая она есть, не желая додумать ее?» – настаивал Жан-Луи Мартен.

– Мне кажется, это и есть цель жизни здорового человеческого разума. Принять реальный, действительный мир, возможно, отличный от того, каким мы его желаем видеть.

«По-моему, это мы изобретаем реальность. Ведь это мы определяем свое место в мире. И именно наш мозг превращает нас в шесть миллиардов богов, едва сознающих свои возможности. Итак, я собираюсь определить свое мировоззрение и разрушить рамки обстоятельств. И отныне решаю считать себя отличным парнем в захватывающем и неизведанном мире, против которого у меня нет никакого предубеждения», – написал тогда Жан-Луи Мартен.

Самюэль Феншэ стал по-другому смотреть на своего больного. Куда подевался скромный служащий юридической службы ниццкого банка? Мартен был как кокон, превращающийся в бабочку, хотя не тело, а разум развертывал свои разноцветные крылья.

– Вы начинаете меня поражать, Мартен.

«Этой ночью я видел сон, – написал больной. – Мне снилось, что есть шикарный салон, где все радуются. И вы, не знаю почему, были там в самой середине с огромной головой, гигантской, три метра высотой».

Самюэль Феншэ взял его за руку.

– Сон – как раз единственный отрезок времени, когда мы свободны. Во сне мы позволяем нашим мыслям делать, что им хочется. Ваш сон ничего не означает, разве что, возможно, вы меня переоцениваете.

Полдень, и НЕБО в полном возбуждении. Возле сельского домика, резиденции Клуба эпикурейцев, один за другим паркуются муаровые лимузины. Из них выходят роскошные люди. Женщины в платьях от кутюр раскрывают вееры и поправляют шляпы. Тепло.

Исидор и Лукреция останавливают свой мотоцикл с коляской. Они снимают каски, очки и плащи красного и черного цвета, из-под которых виднеются вечерние туалеты. На Лукреции пурпурное платье с разрезом, на Исидоре зеленый пиджак и просторная рубашка из бежевого поплина. Лукреция переобувается. Вместо мотоциклетных сапог на ней черные лодочки на каблуках-шпильках и модные чулки в сеточку. Исидор остается в мокасинах. Он смотрит на свою подругу, которую никогда ранее не видел в такой одежде. Теперь это уже совсем не девчонка, она определенно выглядит как роковая женщина. Длинные рыжие волосы, ниспадающие на пурпурное платье с разрезом, еще больше подчеркивают изумрудно-зеленые глаза, чуть подведенные черным карандашом. Блестящая губная помада придает ее лицу сияние. Благодаря высоким каблукам она стала на несколько сантиметров выше.