Какими бы пошлыми ни были слова нотариуса, они поразили молодую женщину; она готова была пожелать мужу такой же грубой и цветущей физиономии, как у метра Маеса, ибо она чувствовала, что это — расцвет жизни, тогда как печаль и уныние, овладевшие ее мужем, означали смерть, и ей было страшно.

— Да, возможно, вы правы, господин Маес, — произнесла она. — И я должна была бы рассердиться на вас за то, что вы заставили меня толкнуть моего мужа к занятиям торговлей, которые убьют его.

— Я говорил это? Я советовал это? — с превосходно разыгранным изумлением вскричал метр Маес, широко распахнув круглые глаза.

— Разумеется, сударь, разве вы не помните?

— Но в какой час вы приходили ко мне за советом?

— Днем; я думаю, в три или четыре часа пополудни.

— Какого черта! Вот все и разъяснилось, дорогая сударыня; вы видели нотариуса, а о таких вещах надо говорить с господином Маесом; вы должны были прийти к нему, когда он стряхнет с себя пыль этой гадкой конторы, когда из гусеницы он превратится в бабочку, и тогда он сказал бы вам, как говорит сегодня вечером: будем важными и серьезными лишь в часы работы, иначе скука иссушит нас. Но не беспокойтесь — я исправлю то зло, которое причинил ему.

— Каким образом?

— Да, я отправлюсь к нему, к этому милому господину ван ден Бееку! И пусть меня приговорят к двум дополнительным часам в конторе, если я не научу его развлекаться так же, как я!

— Как вы! — воскликнула Эстер, которую начала настораживать легкомысленность метра Маеса.

— Да, как я; но не волнуйтесь, прекрасная дама, и пусть фейерверк моего веселья не пугает вас. Когда я покидаю контору, я уподобляюсь голодному, приглашенному на брачный пир; но позор тому, кто дурно об этом подумает, сударыня! Самые драгоценные для меня развлечения заключаются в беседе, во встречах с несколькими близкими друзьями, такими же веселыми, как я, которым я завтра же собираюсь представить господина ван ден Беека.

— Сударь, — ответила молодая женщина, пряча свою тревогу за улыбкой. — Я привыкла верить любви Эусеба и не стану ревниво относиться к развлечениям, в которых не смогу принять участия.

Коляска остановилась перед особняком, и нотариус, умолкнув, подал руку Эстер; узнав, что Эусеб дома, он последовал за ней в приемную.

Взрывы веселья г-на Маеса поначалу отпугнули мрачно настроенного молодого человека; нотариус тотчас понял, что ему нелегко будет победить отвращение, с каким г-н ван ден Беек относился ко всему, что вынуждало его удалиться из дома или отвлекало от его торговли. Тогда достойный представитель своего сословия, прибегнув к хитрости, воспользовался минутой, пока Эстер вышла, чтобы самой приготовить чай, и поинтересовался:

— Ну, довольны ли вы своими делами, господин ван ден Беек? Цены на кофе падают, это не могло не коснуться вас.

— Да нет, я распродал свой урожай, и мне это безразлично, — ответил Эусеб тоном, опровергавшим эти слова, какие бы усилия ни прилагал он, чтобы привести тон в соответствие со словами.

— Жаль, — сказал нотариус. — Это в самом деле жаль, потому что я помог бы вам выгодно распродать часть вашего товара.

— Я думаю, у меня на складе остается еще несколько сот килограммов, — живо откликнулся Эусеб. — Пришлите ко мне вашего покупателя, и, если дело сладится, вы получите комиссионные.

— Ба! Дорогой господин ван ден Беек, нужны мне ваши комиссионные, как павлину воронье перо. В этот час я оказываю услуги, но не торгую ими; только я не могу сделать того, о чем вы просите.

— Почему же?

— Потому что мой покупатель — чудак, не совершающий сделок ни на бирже, ни в конторе, ни на набережной, но лишь со стаканом и трубкой в руках.

— В таком случае, — возразил Эусеб, — мы с ним не подходим друг другу; не будем больше говорить об этом.

— Ба-ба-ба! — произнес метр Маес. — Пятьдесят тысяч флоринов стоят того, чтобы спуститься за ними на дно бутылки, и я не советую вам, дорогой господин ван ден Беек, дать выпить это вино кому-то другому.

— Пятьдесят тысяч флоринов! — повторил Эусеб, размечтавшись о кругленькой сумме. — Вы думаете, что он может купить достаточно большое количество кофе, чтобы я так много за него выручил?

— Он возьмет все, что вы сможете ему поставить.

— Осторожнее! Мне кажется, вы далеко зашли.

— Я за него ручаюсь. Эусеб наполовину сдался.

Вопреки тому, что думал об этом метр Маес, Эусебом двигала не скупость; утром того же дня, подводя итог, он был поражен странным результатом, в седьмой раз получаемым в конце месяца: несмотря на все его усилия и на все встретившиеся ему помехи, ему не удалось ни увеличить, ни уменьшить сумму вложенного в дела капитала, он оставался все тем же с точностью до сантима.

Эусеб видел здесь новое проявление того тайного вмешательства, которое помешало ему отплыть в Европу; он хотел снова попытаться бороться против него и уничтожить его действие.

— Хорошо, я согласен, — сказал он. — Где мы можем встретиться с вашим человеком?

Господин Маес понизил голос, как будто боялся быть услышанным.

— Знаете ли вы Меестер Корнелис? — слегка улыбнувшись, спросил он.

— Право же, нет, и признаюсь вам, что я в первый раз слышу это название.

— Что ж, завтра я покажу вам, что за ним скрывается. И вы будете благодарны мне, — продолжал нотариус, — поскольку, клянусь Богом, вы приятно проведете время.

— Но покупатель кофе! Помните, что меня интересует он, а не Меестер Корнелис.

— Покупатель кофе будет там.

— Помните, что я иду туда только ради него.

— Договорились: в половине восьмого я зайду за вами.

— Вечером?

— Да; он занимается делами лишь при свечах — это еще одно из его чудачеств.

Вернулась Эстер; они пили чай, говорили о незначительных вещах, затем Эусеб, провожая метра Маеса, пообещал ждать его на следующий день.

На следующий день, когда начинало темнеть, коляска метра Маеса остановилась у двери Эусеба ван ден Беека.

Никогда еще жизнерадостный нотариус не выказывал такой безумной веселости; глубокое довольство человека, отложившего подобно Горацию на завтра свои дела, расцвело на его длинном лице; он шумно вдыхал вечерний воздух и так же шумно выбрасывал его, как поступают с втянутой ими водой дельфины-великаны.

Эусеб уже сожалел о принятом им вчера обязательстве, но не мог устоять перед нотариусом, настойчиво требовавшим исполнить данное ему обещание. Он уселся рядом с метром Маесом в открытый экипаж, в котором тот приехал за ним.

Лошади пустились во всю прыть: в тех местах они не знают другого аллюра, кроме галопа.