– Меня посадят? – спросил Кортик.

– Не говори ерунды! – возмутился адвокат.

– Но кого-то же должны посадить, правильно? – заметил шофер. – Или сработаете несчастный случай? Не получится. Ваш сын готовился заранее – пулю плавил, а это, если не ошибаюсь, тянет на преднамеренное.

Адвокат уставился на него с выражением брезгливости. Кортик удивился – словами о пуле шофер ему напомнил главное.

– Значит, я его не убил? – агрессивно поинтересовался он.

– Не убил, успокойся. – Матушка подошла, обхватила его голову и поцеловала в макушку.

– Значит, он жив!

– Нет, он умер, его убил зубр. – Она продолжала гладить Кортика, выразительно посмотрев на адвоката.

Кортик вырвался и крикнул:

– Вы не понимаете! Вампир – жив. В него же не попала серебряная пуля!

– Икар, мы уже выяснили, что сосед отлавливал и убивал животных не потому, что был вампиром, – медленно произнес адвокат, пока матушка пыталась усадить Кортика. – А потому, что был таксидермистом. Ну? Вспомнил?

– А! Да… – Кортик сник, сел и растекся на стуле.

– Тогда… – Адвокат посмотрел на часы. – Впереди у нас тяжелый день, а оба молодца засыпают, можно сказать, на ходу. Хотелось бы обговорить основные аспекты наших бесед с представителями власти. Вам, Павел Игнатьевич, тоже придется давать объяснения по поводу наличия у моего сына вашего «браунинга».

– Да уж никуда не деться! – хмыкнул шофер.

– Хотелось, чтобы вы делали это осторожно, хорошо обдумывая все, что собираетесь сказать.

– Все, что вам хочется от меня поиметь, мы можем обсудить в приватной беседе и на моих условиях.

Это было сказано на пределе возможной в присутствии моей матушки наглости. Конечно, она не выдержала:

– Да как ты смеешь так разговаривать с уважаемым человеком? Думаешь, если я тебя кормлю в его доме, ты имеешь право на шантаж?

Шофер отреагировал с азартом скандалиста:

– Помолчала бы. А то придется объяснить, как ты со своим дядей пробралась в этот дом и зачем!

Теперь я не выдержал. Крепко обхватил запястье матушки, чтобы та помолчала, и дал совет шоферу. Совсем, кстати, неплохой.

– Павел Игнатьич! Прежде, чем будете давать показания, потрудитесь объяснить адвокату ваши отношения с Энгелем Кохом – что такое вас с ним связывало, и зачем вы установили камеры в Надоме. Тогда адвокату легче будет выстроить линию вашей защиты, понимаете?

Адвокат в озарении посмотрел на шофера, тот – на меня, я – на матушку, и смотрел, пока не дождался, когда она выдохнет из себя нереализованную ссору и кивнет: ты все правильно сказал.

Кортик из всего мною сказанного понял только свое, заветное. Он вскочил и набросился на шофера, крича:

– У тебя были отношения с немцем?! Скотина, ты ловил для него животных? Он тебе платил за это, да? Платил?.. Это ты их убивал?

Шофер от неожиданности сначала закрылся руками, потом пошел в наступление. Матушка и адвокат бросились к ним.

Я отъехал в сторону, чтобы меня не подмяла под себя образовавшаяся куча мала.

Немец имел двойное гражданство, дом в Калининграде – чуть ли не родовое гнездо, и помимо изготовления чучел занимался скупкой и продажей драгоценностей, что подразумевало определенный уровень связей в определенном обществе. Все это в совокупности очень осложнило позицию Кортика на суде. Адвокату стоило больших усилий добиться условного приговора, и то благодаря заключению психиатрической экспертизы.

Мне было строго-настрого запрещено отвечать на звонки бабушки Соль, а она за весь судебный месяц так и не позвонила.

Кортику назначили сеансы психоанализа, шофер уволился, и никаких сведений о нем у адвоката я выудить не мог.

Дядя Моня в очередной раз затеял жениться. Нам с матушкой было не до свадьбы. Мы скучали по Кортику.

Наступил день, когда он вернулся в Надом. Больше месяца Кортик прожил в Москве вместе с отцом, посещая через день психоаналитика. Вернулся какой-то странный, пришибленный и злой. Матушка сказала, что такое бывает с подростком, если его внезапно подселить к двум незнакомым маленьким детям. Для ускоренной реабилитации своего любимца она испекла песочный пирог со сливами, сделала творожный пудинг с изюмом и приготовила курицу в майонезе с чесноком.

Первая половина дня прошла чудесно – мы не выходили из-за стола. Шел тихий моросящий дождь, достойно дополняя уютным шуршанием наше счастье. Матушка слегка музицировала на старом рояле. Кортик не спеша ел – часа три-четыре с небольшими перерывами – постепенно добрел и уже снизошел до улыбки, от которой моя матушка тут же пустила слезу. Я случайно посмотрел в открытое окно и увидел, как из подъехавшего «бумера» выходит Павел Игнатьевич и идет к Черной даче.

Кортик заметил выражение моего лица и тоже подошел к окну.

– Ну что еще? – озаботилась и матушка, видя, как мы застыли истуканами. Бросила мучить инструмент и тоже подошла.

Мы все трое задержали дыхание и стало тихо-тихо. Мне даже показалось, что я слышу, как с шорохом, похожим на шум дождя, шевелятся волосы у меня на голове – они приподнимались.

На пороге Черной дачи стоял… коренастый приземистый человек с обширной плешью от лба до затылка и в круглых очках на остром носу. Он смотрел не на подходившего шофера – он свирепо уставился на наши окна, сложив сочный рот в куриную гузку и покачиваясь с пятки на носок. Чтобы мы не сомневались, что перед нами настоящий хозяин Черной дачи, немец вырядился в те самые вельветовые широкие брюки, в которых приходил за мертвым петухом, а поверх теплой байковой рубашки была надета… правильно, та самая безрукавка. На ногах, естественно, мягкие тапочки в клетку.

– Как это… может быть? – прошептал Кортик.

– Господи Иисусе!.. – перекрестилась матушка.

При мне она сделала это впервые.

– Я же говорил, что вампир не умер! – Кортик бросился к выходу.

Матушка не успела его догнать. Когда она выбежала на порог, Кортик уже открывал багажник «бумера», на котором подъехал шофер.

– Нет, Икар! – крикнула она, заметив в руках Кортика охотничье ружье.

Тут я вспомнил, что Кортик мне говорил, будто шофер всегда возит с собой ружье.

На ее крик шофер обернулся и, заметив, что Кортик уже прицеливается, бросился к немцу.

Выстрел. Слишком громкий в тихо шуршащем полдне. Шофер бросился на немца, закрывая его собой, и они свалились в большой куст шиповника у крыльца. Матушка моя тоже упала – нет, не в обморок, просто от страха и невозможности помешать у нее отказали ноги. Кортик упал на спину, поскользнувшись на мокрой траве, – для него отдача при выстреле была слишком сильной. Итак, передо мной в перспективе окна оказалось четверо лежащих на земле людей, ружье на траве и «бумер» с открытым багажником.