Ллевелис остановился у калитки и, прежде чем войти, отдал Тео распоряжения:

— Найдешь наемника Байрона. Он сейчас путешествует с человеческой женщиной Катериной. Вот его кинжал — ищи по запаху. Передашь ему, что я встречусь с ним в Гунари. И скажи — никаких порталов. Я свяжусь с ним позже и расскажу, что делать.

Чтобы Тео более охотно выполнял поручение, Ллевелис сосредоточился и сделал одно быстрое движение, будто сжимая что-то в руке, и ребра оборотня затрещали. Первое, что испытал Тео, — шок от боли. Но когда он уже упал на землю, накатила мощнейшая волна удовольствия.

Ллевелис оставил его приходить в себя и вошел во двор. Хозяйка дома уже заметила его и стояла на ступеньках, глядя на Злату полными ненависти глазами. Вокруг пикси витала магия, и Ллевелис предусмотрительно остановился в нескольких шагах.

— Зачем ты принес эту мерзость в мой дом? — не хуже гадюки прошипела женщина.

— Это — моя леви, — твердо сказал он. — Ей нужен целитель.

— Добить? — ехидно рассмеялась Хельга. — Я с удовольствием.

— Спасти ее! — рыкнул Ллевелис.

— Ничем не могу помочь, — отрезала пикси и повернулась, чтобы уйти.

— Хельга, — не предвещающим ничего хорошего тоном сказал мужчина, — я пока еще прошу…

— А потом что? — расхохоталась целительница. — Что ты сделаешь мне потом? Будешь пытать меня или убьешь?

Ее голос стал необыкновенно серьезным, и от прежней веселости не осталось и следа. Женщина вдруг стала выглядеть даже старше своих лет, а в глазах появилась усталость и пустота.

— Моя собственная дочь умерла из-за иномирян. Ее убила зараза, которую притащил с собой такой же пришелец, как и твоя… леви. — Последнее слово она почти выплюнула. — В тот день, когда ее не стало, не стало и меня. Моя дорогая Розали, смысл моей жизни, умирала на моих руках, и я ничего не могла с этим поделать. И это было хуже всякой пытки, которую ты смог бы придумать. Ее не стало — и я умерла. Хочешь — убивай. Мне давно уже все равно.

Ллевелис слушал ее не перебивая. Все это он и так знал, видел своими глазами. И до сегодняшнего дня глубоко сочувствовал горю свой первой учительницы. Но сейчас у него на руках умирала Злата, и, кроме нее, ничего не существовало. Хельга, которую он знал и любил с детства, сейчас была лишь средством достижения цели. Ему нужна была помощь целительницы, и, значит, она поможет. Уж убеждать Ллевелис умел. Правда, ему и в страшном сне не могло присниться, что когда-то придется направить дар убеждения на старую пикси. Но на то она и жизнь, чтобы преподносить сюрпризы.

Хельга замолчала, и некоторое время стояла тишина, прерываемая только стрекотом кузнечиков в траве и слышащимся откуда-то издалека пением птиц.

— Она умирает. Если это случится, я не стану тебя убивать или пытать, нет. — Ллевелис говорил негромко, но отчетливо, не сводя глаз с целительницы. — Если ты не спасешь то, что для меня дороже всего, я заберу то, что тебе дороже всего.

— Ты от своей любви, кажется, совсем помешался, — фыркнула Хельга. — То, что для меня самое дорогое, уже давно у меня забрали…

— Ты ее забудешь, — не стал дослушивать он.

— Что?

— Ты будешь знать, что у тебя была дочь и ты ее потеряла. Тебе будет все так же больно, тяжело и одиноко. Но я сотру все твои воспоминания про нее: первый шаг, первые слова… Даже то, как она выглядела.

Хельга смотрела на него, не веря собственным ушам.

— Ты не посмеешь… — наконец выдавила она из себя. Воспоминания о времени, проведенном рядом с дочкой, единственное, что осталось у нее в жизни. Точнее, единственное, что поддерживало жизнь и не давало сойти с ума.

Вместо ответа Ллевелис повернул голову и посмотрел на стоящее рядом сухое дерево. Он представил, как воздух вокруг него разогрелся, и дерево вспыхнуло.

— Нет!!! — истошно заорала Хельга, сбегая по ступенькам и падая на колени перед пылающим деревом. — Нет!!! Умоляю! Нет!!!

Ллевелис прекрасно понимал, что сейчас делает. Он не дерево сжигал, а частичку самой Хельги. Это дерево она сажала с дочкой, и для пикси оно было словно частью Розали, которая еще здесь. Ллевелис видел лишь пылающее дерево, а Хельга снова теряла дочь.

Он слушал стенания несчастной пикси и даже не удивлялся, что его не тронуло ее горе. Все мысли были о леви, которая уже почти не дышала. И сейчас он готов был сжечь, уничтожить все, что дорого Хельге, стереть последние воспоминания, лишить ее разума, если придется. Ллевелис это мог. Если бы пикси и после этого продолжала упрямиться, он внушил бы ей, что Злата — ее дочь Розали. Что она умирает, и только Хельга может помочь. Да, жестоко. Но Ллевелис никогда и не отличался особой мягкотелостью. Иначе не смог бы получить власть в Матэнхейме. В этом плане он был больше похож на отца-демона, чем на мать-чародейку. Только Злата заставила его чувствовать, переживать… любить. Словно в ней его душа, которая спала много лет. И теперь, когда мир вдруг обрел совсем другие краски, Ллевелис не готов был отказаться от нее. Теперь он понял, почему отец в свое время едва не пошел войной на братьев за право жениться на дочери одного из сильнейших чародеев во фракции. Удивительное чувство — быть таким сильным и таким слабым одновременно. Разве он жил до встречи с ней? Нет. Раньше было просто существование. А рядом со Златой сердце бьется и существование обретает смысл. Все, что он делал до этого, все, чем жил, вело его к этому моменту, к встрече с леви. Полученные знания, навыки, вся его сила — все нужно для того, чтобы любить и защищать леви и детей, которые у них будут.

Поэтому Ллевелис спокойно стоял и ждал, пока целительница сломается. Вскоре ожидания себя оправдали.

— Прошу, не нужно… Я все сделаю… — сквозь слезы произнесла она. — Умоляю, остановись…

Огонь на дереве мгновенно погас.

— Занеси ее в дом и положи на кровать. — В голосе целительницы появилась сталь. — Я приготовлю все, что нужно, и приду.

Ллевелис выполнил приказ целительницы — внес девушку в дом. Долго искать кровать не пришлось — она стояла посреди единственной комнаты. Несмотря на то что целительница давно жила отшельницей, изнутри дом не выглядел как конура. Чисто, убрано, травы аккуратно развешены в углу возле печи, и, насколько он помнил, на чердаке все тоже завешано пучками сухих трав, заложено кореньями и заставлено бутылочками со снадобьями. При этом Ллевелис мог руку дать на отсечение, что все разложено в соответствии с разработанной самой Хельгой системой. Как и все пикси, целительница была жутким педантом. Это у нее в крови. Даже когда Розали не стало, Хельга сутками сидела в своей лаборатории, переставляла и перекладывала препараты, пробирки, реагенты. Это действовало на нее успокаивающе.

Ллевелис осторожно положил Злату на кровать и взял за руку, в который раз поражаясь тому, насколько она маленькая. Да и сама девушка богатырским телосложением не отличалась. Что в принципе и неудивительно, если учесть, что за все время пребывания в Матэнхейме она практически и не ела нормально. Да и если судить по обрывкам воспоминаний — дома тоже. Ллевелис пытался найти в ее воспоминаниях хоть что-то про то, что она любит. Но везде были только Катерина и учеба. Одно хорошо — соперника у него нет.