Когда-то Верина состояла в ордене Девы-Мученицы, и не было для нее большего счастья, чем преданно служить святой Катерине, врачуя и утешая страждущих, — с самого детства она чувствовала призвание к этому делу. Канонисса Софития говорила, что у нее истинный дар и ей под силу исцелить даже самую изломанную, искореженную душу. Не будет преувеличением сказать, что вот уже многие годы в ордене не было хирурга равного Верине как в талантах врачевания, так и в благочестии. Возможно, именно эти таланты и привлекли внимание инквизитора лорда Матальнэ, который, к большому неудовольствию канониссы, забрал Верину из обители, призвав девушку к себе на службу.

Верина мысленно вернулась в тот день. Она в мельчайших подробностях помнила ожесточенный спор между Софитией и стариком-инквизитором.

— Я ее вырастила. Она дорога мне. Она нежная и ранимая. Она ничего не знает о мире за пределами этих стен и не готова нести столь тяжелую ношу, которую вы собираетесь взвалить на ее плечи.

В тот день Верина в силу надменности, свойственной юности, полагала, что Софития хотела унизить ее перед инквизитором, чтобы тот оставил ее в монастыре святой Катерины. В глубине души она обрадовалась, когда лорд Матальнэ с улыбкой отмахнулся от доводов канониссы и без обиняков поинтересовался, не желает ли Софития официально оспорить его выбор. Только потом Верина узнала, что, с одной стороны, у лорда-инквизитора был Темный Дар, а Софития всегда относилась к псайкерам с презрением; с другой стороны, орден никогда бы не решился пойти на обострение отношений с Инквизицией по столь незначительному вопросу, каковым была судьба молоденькой монашки.

Да, Верине пришлось пройти через многие испытания. Судьба вырвала ее из привычного мирка, полного чистой веры и молитвы, заставив обратить талант на службу Империуму. Верина, прежде имевшая весьма смутное представление о врагах человеческой расы, теперь вплотную столкнулась с ведьмами, культистами и падшими. Несмотря на то, что от нее требовались преимущественно ее таланты врачевательницы — люди из свиты инквизитора часто нуждались в медицинской помощи — особенностью ее работы здесь было «хирургическое сопровождении» допросов, и за четыре года, до прибытия в Пределы Пируса в прошлом месяце, через ее руки прошли более двух сотен подследственных. По меткому выражению лорда Матальнэ, она «вырезала из них правду». После такого выживали очень немногие. Тех, кто был признан виновным, предавали очистительному огню, а невиновных ждала инъекция — «Милость Императора», обеспечивающая быструю безболезненную смерть.

И в этом заключалась суть дилеммы, не дававшей Верине покоя, как ни пытался успокоить ее лорд Матальнэ. Верина принесла обет святой Катерине — посвятить себя врачеванию, а потом во имя Императора ей пришлось нарушить эту клятву. При этом отказ выполнить требование инквизитора автоматически означал отказ подчиняться воле Императора. Таким образом, Верина тут же оказалась бы клятвопреступницей, отрекшейся от присяги Золотому Трону. Еретичкой. Ее всю жизнь учили спасать жизни слуг Императора, а в итоге вынудили стать соучастницей пыток и убийств граждан Империума. Кто знает, сколько еще людей приняли бы смерть от ее скальпеля, если бы месяц назад лорд Матальнэ не погиб со всей своей свитой. Его «Валькирию» сбили над Гироградом, куда он летел подавлять мятежи, поднятые культистами Хаоса на Гирус Секундус.

Прогоняя тревожные мысли, Верина подняла глаза на статую святой Катерины, после взрыва лишившуюся лица. Девушка почувствовала, как по щекам текут слезы. Ей вдруг подумалось, что статуя осталась без лица потому, что святая Катерина устыдилась ее и не желает более глядеть на снедаемую сомнениями сестру. Верина не выдержала испытания на крепость веры. В глубине души девушка была твердо уверена, что ей следовало либо найти в себе мужество воспротивиться лорду Матальнэ и лишить себя жизни, не нарушив при этом клятвы врачевательницы, либо безропотно принять возложенную на нее ношу и не терзаться сомнениями. Верина, опустившись на колени, открыла ячейку нартециума, закрепленного на руке. Оттуда бесшумно скользнула игла. «Милость Императора». Верина уже почти израсходовала свой запас в этих условиях, когда враг шел на штурм каждый день. Впрочем, у нее еще оставалось чуть больше десятка доз — более чем достаточно, чтобы примирить себя со всеми сомнениями, не дававшими ей покоя.

Она представила, как препарат попадает в ее кровеносную систему, немедленно погружая в сон без сновидений, а потом пламя охватывает плоть, обращая тело в пепел.

— Ух ты! Да ты, я погляжу, еще живой?

Женский голос отвлек Верину. Она повернулась и обнаружила, что это сержант Филонова, которая пройдя чуть дальше по траншее, выбралась на бруствер. Создавалось впечатление, что сержант разговаривает с одним из трупов, повисших на колючей проволоке. Но нет — молодой человек в изорванной одежде застонал и потянулся дрожащей рукой к открытой ране на груди, нанесенной лазерным разрядом.

Филонова взяла в руки пистолет и подкрутила настройки мощности батареи:

— Погоди, не торопись. Я тебе сейчас помогу.

Алена бросила на Верину ледяной взгляд и выстрелила в предателя. Грудь молодого человека должна была взорваться, разметав во все стороны обожженные ошметки плоти. Однако сержант Филонова поставила батарею лазгана на минимальную мощность — кожа раненого лишь зашипела под лучом, а сам несчастный затрясся от боли.

— Извини, — произнесла Алена, — ты не мог бы не дергаться? А то я еще ненароком тебя без глаза оставлю. — Она опять выстрелила. На сей раз луч прошел по левому глазу культиста, прочертив через все лицо глубокую косую рану.

— Давай, поставь ему еще отметину за комиссара! — крикнул ей гвардеец из окопа, расположенного чуть выше на склоне холма. — Пусть орет погромче, а его дружки там, внизу, послушают.

Под одобрительное улюлюканье гвардейцев Филонова, слегка подавшись вперед, перехватила лазган поудобнее и снова нажала на спуск. Даже Верине стало очевидно, что происходящему надо положить конец. Они находятся в зоне досягаемости оружия противника, а лазерные вспышки могут привлечь его внимание. Сестра пробежала по траншее, подтянулась на руках, выбираясь на бруствер, чтобы схватить сержанта, столкнуть с линии огня… Тут громыхнул выстрел, эхо которого пошло гулять, отражаясь от стен разрушенного храма. Правое плечо Филоновой вздулось под доспехами, и Алена, уронив в грязь лазган, повалилась прямо на руки Верины.

Повернув тяжело дышащую женщину, Верина с помощью встроенной хирургической пилы срезала с Алены потрескавшийся наплечник. Входное отверстие было черным, рваным, звездообразным, выходное отверстие отсутствовало. Верина сразу поняла: Алену ранили риппером. Девушке уже доводилось видеть подобные раны от отравленных обсидиановых игл. Попав в организм, игла разлеталась на мириады осколков, отправлявшихся гулять по организму. Бывало, что человеку настолько не везло, что он не погибал сразу после попадания иглы. В этом случае его смерть была мучительной — он сгнивал заживо. Верине удалось спасти только одного бойца, раненного такой иглой, однако в тот раз операция шла в прекрасно оборудованном полевом госпитале, и все равно спасение стоило гвардейцу руки. Здесь же, на передовой, с минимальным набором инструментов, без ассистентов — шансы были мизерны. И все же стоило попытаться.