Подобная реакция последовала и со стороны Императорского Человеколюбивого общества, когда в 1902 г. департамент гражданской отчетности госконтроля предложил ему «подвергнуть разработке… вопрос о подчинении отчетности в денежных суммах общества ревизии государственного контроля и предложение по сему предмету внести на утверждение установленным порядком»[195].

Рассмотрение этого вопроса затянулось на шесть лет. В 1902–1905 гг. госконтроль неоднократно интересовался состоянием дела и получал стандартные отписки в том смысле, что «вопрос решается».

В 1908 г. заключение контрольной комиссии Человеколюбивого общества было, наконец, подготовлено и направлено в госконтроль. Из него следовало, что подчинение средств общества ревизии госконтроля невозможно. В исторической справке, составленной по этому поводу, подтверждалось, что любое изменение в статусе Человеколюбивого общества если «…не доведет его деятельность до полного уничтожения, то, наверное, значительно его ослабит»[196].

11–16 мая 1914 гг. в Петербурге проходил съезд по общественному призрению, созванный Министерством внутренних дел. Сам этот факт говорит о том, что в правительственных кругах осознали – разработать программу решения социальных задач без привлечения общественности невозможно. Участники этого форума попытались сделать то, что не удалось Первому съезду – объединить благотворителей, ведомства и учреждения призрения и разработать законодательные основы общегосударственной социальной политики. На неудовлетворительное положение дел в этой области указывал, как и четыре года назад, председатель оргкомитета съезда С. К. Гогель в речи «о задачах съезда»: «У нас нет организованной общественной благотворительности, у нас нет даже приблизительных определенных категорий неимущих, которые подлежат обязательному призрению со стороны государства»[197]. Задачу съезда Гогель сформулировал так: «Чтобы помочь больному, надо, прежде всего, поставить диагноз, и этот диагноз призван поставить наш съезд, именно благодаря единению, собравший в свою среду стольких видных представителей всех отраслей благотворительности; только она (среда. – Прим. авт.) может беспристрастным путем обмена мнений выяснить, в чем нужда, и этим облегчить задачу и законодателю, и правительственной власти»[198].

«Поставить диагноз» оказалось сложно. Съезд обнаружил существенные разногласия во взглядах на то, при каких обстоятельствах призрение должно быть обязательным, кто должен им руководить и непосредственно его осуществлять. Они усугублялись и тем, что государство в лице МВД, собравшего съезд, не сформулировало конкретных требований, которым должны отвечать предложения по законодательной основе призрения, источникам его финансирования и порядку управления. В результате съезд поставленной цели не достиг. Выяснилось, что не все ведомства действительно желают объединения. Характерны были приветствия съезду от благотворительных организаций дома Романовых. О. К. Адеркас, выступая от Ведомства императрицы Марии, подчеркнул, что оно, «являясь одним из наиболее обширных благотворительных ведомств России, глубоко сочувствует высшим человеколюбивым целям съезда…»[199]. Представитель Человеколюбивого общества В. Д. Троицкий выступил в том же духе: «Что наше общество сочувственно к просвещенным задачам и предстоящим трудам съезда, это доказывается не только командированием представителя от Центрального управления общества, но и присутствием здесь представителей учреждений как Санкт-Петербурга, так и иногородних»[200]. Но «сочувствие» заканчивалось там, где затрагивались прерогативы императорских благотворительных структур. При обсуждении вопроса об обязательном призрении детей органами земского и городского управления съезд, в частности, отметил, что «необходим пересмотр положений о воспитательных домах, в целях включения означенных домов в общую сеть учреждений, ведающих обязательным призрением детей и согласования их деятельности с деятельностью органов самоуправления в этой области»[201]. Такое предложение вызвало резкие возражения у директора Санкт-Петербургского воспитательного дома П. Н. Исаева, заявившего, что «императорские воспитательные дома занимают особое положение, находясь под высочайшим Покровительством их величеств и подведомственны опекунским советам, ввиду чего включение в их общую сеть заведений общественного призрения, подведомственного городским и сельским самоуправлениям недопустимо»[202]. Более того, недовольство представителей Ведомства императрицы Марии вызвало даже то, что в тексте резолюции по итогам обсуждения вопроса слова «воспитательные дома» были написаны с маленькой буквы. По их настоянию буквы были заменены на заглавные. Как и в прежние времена, руководство Ведомства императрицы Марии ревниво оберегало его привилегированный статус.

Два общероссийских съезда по вопросам призрения и благотворительности показали возросший интерес общества к социальной проблематике. Теоретики и практики в области призрения, благотворители, представители городов и земств, церкви, правительственных учреждений обсудили практически все актуальные вопросы социальной политики. Несомненной заслугой съездов явилось то, что они утвердили представления о благотворительности как о факторе, который помогает организации призрения, но не заменяет его. Оба съезда безоговорочно признавали, что призрение должно иметь организованный и систематический характер. Однако практических последствий съезды не имели. Без четкой законодательной основы и последовательной правительственной политики, направленной на объединение усилий благотворителей и учреждений призрения в масштабах империи, их самостоятельное объединение было невозможным. Основные принципы оказания социальной помощи нуждающимся, по существу, не менялись до революции 1917 г., хотя роль государства в ее осуществлении постепенно возрастала.

Благотворительные ведомства и комитеты дома Романовых пережили свержение своих покровителей в феврале 1917 г. необходимость модернизации призрения в России была очевидной, но временное правительство сознавало, что резкие перемены в этой сфере могли привести к дезорганизации системы социальной помощи. Этим объясняется осторожность, с которой новая власть осуществляла изменения в благотворительных структурах свергнутой династии. Из названий ведомств и комитетов исчезли имена членов бывшей императорской фамилии. Кроме этого, произошли незначительные перемены в их организационной структуре и порядке управления.

Превращение императорской фамилии в «граждан Романовых» мало отразилось на деятельности учреждений, входивших в состав Ведомства императрицы Марии. Решением временного правительства 4 марта 1917 г. оно было формально упразднено, но фактически сохранилось как единая организационная структура, именовавшаяся «Управлением Мариинских благотворительных и учебных учреждений». Комиссаром по делам этих учреждений, вошедших в Министерство народного просвещения, был назначен Е. П. Ковалевский. Чтобы внести ясность в судьбу местных органов управления обществами и учреждениями и не допустить их дезорганизации, 7 марта 1917 г. им было направлено «распоряжение комиссаров временного правительства по учебным заведениям и учреждениям бывшего Ведомства императрицы Марии». В документе содержалось обращение «к советам и лицам, заведующим отдельными учреждениями ведомства, с покорнейшей просьбой продолжить или возобновить там, где она была прервана, свою деятельность и принять все меры к восстановлению правильной жизни и занятий в учебных заведениях[203].