— Похоже, сегодня опять будет жара и духота.

— Мм…

Дверь зажужжала и открылась. Пол в вестибюле и на лестнице был устлан серой бумагой, деревянные панели и перила лестницы ошкурены, а стены уже начали красить. Вместо двери лифта — две доски крест-накрест.

— Лифт они еще не доделали. Так что вам предстоит долгий путь.

— Хорошо, что хоть половину этого пути я проделаю в приятном обществе.

Бумага на лестнице скользила под ногами. На четвертом этаже пол уже был покрыт новым темно-серым ковролином, стены выкрашены в светло-серый цвет, а деревянная отделка — в бордовый. Пахло свежей краской. На пятом этаже Рыжий пожелал Георгу удачного дня и открыл ключом тяжелую металлическую дверь без надписи. На шестом Георг увидел дверь из коричневого матового стекла, на которой было золотыми буквами написано: «Таунсенд энтерпрайзес», на седьмом и восьмом — опять металлические двери без надписи. На девятом такая же дверь была приоткрыта. Георг вошел в нее.

На этаже было пусто. Все свежеокрашено, бумага на полу, оставленные малярами стремянки и специальные козлы. Из углового окна видны вдали, за просмоленными крышами с деревянными резервуарами для воды, Юнион-сквер и башни-близнецы Всемирного торгового центра. Рыжий, скорее всего, знает, что восьмой этаж пуст. Что он мог подумать?

Георг спустился на шестой этаж и позвонил в «Таунсенд энтерпрайзес». Дверь с тихим щелчком широко открылась внутрь. В большой комнате стену украшала карта мира в виде инкрустации из золота и бронзы. Два коридора, слева и справа, вели куда-то вглубь помещения. Георг вошел, дверь за ним захлопнулась, и из левого коридора вышла молодая женщина в сером костюме и розовой блузке, с высоко заколотыми черными волосами и в уродливо изогнутых розовых очках.

— Слушаю вас.

— Я искал на девятом этаже контору «Вебстер, Кац и Вайнгартен». Вы не знаете, куда они переехали?

— Мы сами въехали сюда всего две недели назад, и мне ничего не известно о прежних съемщиках. Но я могу посмотреть в телефонной книге.

— Нет-нет, спасибо, не стоит.

Обернувшись на ходу, он увидел, как она, чтобы открыть ему дверь, нажала на Лиму. Еще он успел заметить в правом коридоре винтовую лестницу, ведущую вниз.

Из ближайшей телефонной будки он позвонил мистеру Эппу:

— Вы не знаете, можно ли как-нибудь выяснить, что это за фирма — «Таунсенд энтерпрайзес», Бродвей, восемьсот семьдесят четыре.

— Вы можете запросить кредитную историю этой фирмы.

— А как это сделать?

— Хорошо, я сам это сделаю. Перезвоните мне часа через два.

Через два часа Георг узнал, что «Таунсенд энтерпрайзес» занималась импортом редких металлов и пород дерева, но полгода назад обанкротилась и была продана.

— Кому?

— Об этом в кредитной истории сведений нет.

— Но если был продавец, должен же быть и покупатель?

— Конечно. По покупатель «Таунсенд энтерпрайзес» на кредитном рынке не проявлялся.

— И что это означает?

— Это означает, что он не обращался за кредитом для приобретения данной фирмы. Если вы, скажем, покупаете квартиру на Сентрал-парк-саут и платите наличными, то в вашей кредитной истории ничего об этой сделке значиться не будет. Это, конечно, неудачный пример, потому что, если вы достанете из кейса полмиллиона долларов, это может вызвать у продавца разного рода подозрения. И потом, совсем не обязательно, что покупатель не брал кредита, он вполне мог его взять. Если его капитал является достаточной гарантией его кредитоспособности, то кредитору, в сущности, все равно, приобретает ли он «Таунсенд энтерпрайзес» или едет на Ямайку.

— И как мне найти покупателя?

— Если он не хочет, чтобы вы или кто-либо еще нашел его, то тут уж ничего не сделаешь.

— А кто продавал?

— Это попробовать можно. «Таунсенд энтерпрайзес» принадлежала некоему мистеру Таунсенду, проживавшему в Квинсе. Возможно, он живет там до сих пор. Дать вам адрес?

Георг записал адрес, съездил в Квинс и вернулся оттуда, не продвинувшись в своем расследовании ни на шаг. Нет, он ничего не скажет, ответил ему Таунсенд. Нет, он не желает впускать его в дом и выслушивать его. Нет, ему плевать, важное это дело или нет. Нет, он и за деньги не станет давать никаких интервью. Он даже не снял цепочку с двери и разговаривал с Георгом через щель.

Дома Георг сделал несколько звонков в Германию. На это ушло больше денег, чем у него было. Но зато в конце концов родители и два друга пообещали прислать семь тысяч марок. Телеграфом. Если уж ему так приспичило.

Потом он позвонил Хелен:

— Мы не могли бы сегодня вечером встретиться? У меня проблемы, которые я никак не могу решить и о которых мне хотелось бы поговорить с тобой.

Этот звонок стоил ему немалых усилий.

— Конечно… — помедлив, ответила Хелен.

Они опять встретились у «Пертутти». Им пришлось подождать, пока освободится столик.

— Ну, чем ты сегодня занималась?

— Писала.

— Что?

— Свою докторскую диссертацию.

— А над чем именно ты сейчас работаешь?

— Ну… Братья Гримм взяли несколько вариантов каждой сказки и… ах, да зачем тебе это! Тебе это все равно неинтересно, да и мне сейчас тоже не до того. Если ты пока еще не готов заговорить о том, о чем собирался поговорить со мной, то можешь просто помолчать. У тебя это здорово получается.

И они больше не произнесли ни слова, пока не сели за освободившийся столик, не сделали заказ и им не принесли вино.

— Речь идет о девушке из Франции, о которой я тебе рассказывал.

— О той, которую ты ищешь? Ты хочешь, чтобы я помогла тебе искать ее?

Он молча повертел бокал между ладонями.

— Вот, значит, что тебе от меня нужно. А тебе не кажется… Ты спишь со мной, хотя хочешь быть с ней, а теперь я должна еще и сама свести вас с ней? Тебе не кажется, что это уже перебор?

— Хелен, извини, если я тебя обидел. Я не хотел. Мне в ту ночь было действительно хорошо с тобой и я совсем не думал о Франсуазе. Ты спросила меня, люблю ли я ее. Я и в самом деле не знаю. Но мне нужно ее найти. Мне нужно понять, что между нами было, — было ли что-нибудь вообще, или это плод моего воображения. Я уже никому и ничему не верю, и прежде всего себе самому и своим чувствам. Я… У меня такое ощущение, как будто во мне все заблокировано, все заклинило, все скрипит и скрежещет…

— Так в чем же заключается «плод твоего воображения»?

— В том, что между нами была полная гармония. Такая гармония, какой у меня никогда не было ни с одной другой женщиной.