— Папочкааа! — тот подхватил дочку на руки, закружил в воздухе и кивнул солдатам, дав разрешение уйти.

Я же осталась под деревом, чувствуя себя на этом празднике жизни лишней. Совсем лишней. Везде.



Иван Андреевич вошёл во двор, опустил Маринку на снег, а она принялась путаться у отца под ногами, что-то радостно лопоча. Бекет приблизился ко мне, и я подняла на него взгляд.

— Что-то вы рано сегодня.

— Решил отдохнуть в кругу семьи. Заодно привёл новых бойцов на пост.

— Ммм… — я с тоской проследила за малышкой, что, порадовавшись приходу отца, тут же забыла о нём, заметив прыгающую с ветки на ветку синичку. Хотелось бы и мне вот так бегать за птичкой и не думать обо всё том, что уже мерещится по ночам. — А «старые» вас чем не устраивали?

— Слишком много начали себе позволять. Охуели, попросту говоря, — и взглядом своим мой притягивает, как подавляет волю удав. Тут я начинаю понимать, о ком он говорит, и каменею.

— А Костя где?

— А Кости нет. Ушёл далеко и надолго, — наблюдает за моей реакцией, изучает.

Пожимаю плечами, улыбаюсь.

— Ну, хоть не убили, и на том спасибо. Не убили же? Было бы очень жестоко с вашей стороны. Он ведь воевал за вас и вашу власть. За ваш дом.

Бекет склоняется ко мне, дышит теплом на моё раскрасневшееся от лёгкого мороза лицо.

— Мои люди за меня пойдут до последнего. И в огонь войдут, и в воду. Под пули полезут. Других людей рядом со мной и моей семьёй быть не может. И если Костя оступился, то поблажек ему только за то, что воевал, не будет.

Саркастично усмехнулась, хотя внутри от его слов всё похолодело. И погода тут точно ни при чём.

— Фанатиков разводите? Ну-ну. Слышала я как-то о вашем предшественнике, который заправлял здесь ещё до войны. Говорят, он тоже окружил себя верными до печёнок охранниками. В итоге они же его и пристрелили, защищая от нападавших. Вот такой вот он, закон подлости.

Бекет усмехнулся одними губами, поддел пальцами мой подбородок.

— Ты ещё очень маленькая, чтобы понимать что-то в этих делах. Зелёная и глупая. Управлять мегаполисом — это тебе не ребёнка обидеть. Тут головой думать надо.

Прикусила щеку изнутри, подавляя в себе новую вспышку злости.

— За что уволили няньку?

— Уволил? Нет. Я отправил её в отпуск. Думаю, вам обеим нужно отдохнуть друг от друга.

Ах, вот оно что. Добрый дяденька Бекет, как обычно вступился за меня. Тем самым дав новый повод для сплетен местным гадюкам.

— Меня не нужно защищать от ваших бешеных дамочек. Я их попросту не боюсь. Как и вас, — вот последнее было лишним, но уже вырвалось и обратно не забрать. А Иван Андреевич вздёрнул брови, явно требуя пояснений. — Никого не боюсь, ясно вам?

— И поэтому тебе снятся отрезанные пальцы?

От воспоминания о том жутком сне меня передёрнуло, и страх свернулся в желудке тугим узлом. Всё было так реально, так жутко…

— Это просто кошмар. Бывает.

Бекет упёрся рукой в ствол дерева над моей головой, приблизился к губам.

— А была бы покладистой, я бы отогнал все твои кошмары, — коснулся моей шеи пальцами, легонько сжал. — Давай, Милана. Решайся уже. Пора вступать во взрослую жизнь. Всё равно моей будешь.

* * *

Я слышу его шаги, плотнее заворачиваюсь в одеяло. Чувствую, как приближается, смотрит на меня. Что-то ставит на журнальный столик. Сердце трусливо трепещет в груди, потеют подмышки — обычная реакция на присутствие Бекета. Раздражитель, блин.

Непроизвольно сжимаюсь, когда он с силой выдёргивает из-под меня одеяло и своими огромными ручищами притягивает к себе.

— Пришёл, чтобы разогнать кошмары, — горячий поцелуй в шею заставляет напрячься, втянуть голову в плечи. — Ну чего ты такая трусиха, а? — длинные сильные пальцы безошибочно находят сосок, слегка поигрывают с ним через футболку, и я шумно выдыхаю, чувствуя, что снова возбуждаюсь. Опять вспоминаю ту сцену в его кабинете, где он сношал несчастную девушку, и так неправильно завожусь… Внизу живота тугим узлом собирается тепло, я сжимаю коленки, чтобы не дать пожару разгореться, и кусаю губы.

— Чего вы хотите от меня? — стараюсь, чтобы прозвучало устало, будто меня, и правда, не волнуют его касания. Мне действительно нужно побыть одной. Хотя бы сегодня.

— Трахнуть тебя хочу. И с каждым днём всё сильнее, — переворачивает меня на спину и, нависая сверху, пытается поцеловать в губы.

— Иван Андреевич! — упираюсь руками в его грудь, но это Бекету, конечно же, как слону дробина.

Нагло ухмыляется и, схватив меня за лицо, вгрызается в губы. Именно вгрызается. Потому что поцелуем это назвать крайне сложно.

Бью его по плечам, хотя и это не приносит никакой пользы. Правда, странный поцелуй прерывается, Бекет приподнимается.

— Какой я тебе Иван Андреевич, дурочка маленькая? Мм? Сколько ещё будешь ломаться?

Смотрю ему в глаза с вызовом, зло, и это цепляет Бекета за самое нутро. Его зрачки расширяются, дыхание сбивается сильнее, чем тогда, когда он лупил боксёрскую грушу. Понимаю, что играю с огнём, но отказать себе в этом удовольствии не могу. Во мне всё горит — так жутко желаю спустить «его величество» на землю и ткнуть носом в реальность, где великого и могучего диктатора Бекета ожидает облом.



— Ваш стояк — не моя проблема, Иван Андреевич, — выговариваю по слогам и почему-то усмехаюсь.

За это тут же расплачиваюсь. Он хватает меня за горло, сжимает.

— Ты провоцируешь меня, Милана. А я не железный. Знаешь, как сложно устоять от соблазна взять своё? Очень сложно. Потому что всю свою жизнь я брал своё силой. Я понимаю, что с тобой так нельзя, я уважаю тебя как личность. Но ты провоцируешь меня, Милана, — повторяет сквозь зубы, грудь тяжело вздымается, а рука, сжимающая мою шею, сдавливает всё сильнее. Он склоняется к моему лицу, проводит языком по контуру губ, при этом явно сдерживается, чтобы не посягнуть на большее. Его стояк уже сложно назвать просто эрекцией — будто бревно вжимается в мой живот.

— Отпустите, — получается хрипло, без единого намёка на то, что мне противно или некомфортно. Я знаю, что Бекет всё чувствует, и краснею, отвожу взгляд первой.

Он утыкается в мою щеку носом, рычит как озверелый, но руки убирает, сжимает в кулаки и упирается ими в подушку.

— Ты дрянная девчонка, Милка, — резко отталкивается, встаёт с кровати и проводит рукой по затылку, усмиряя своего зверя, за что я ему бесконечно благодарна. Разминает плечи и, шумно выдохнув, обходит кровать, приближается к столику. — Ладно, вставай. Я принёс выпить.

— Опять хотите меня напоить? — пользуясь тем, что он не смотрит, одёргиваю длинную футболку и поднимаюсь.