— Сейчас можно и нужно. Ты ведь помнишь, какая сегодня ночь?

К сожалению, помню. В эту ночь, примерно в это же время началась война. Жестокая, страшная, беспощадная.

Никто так и не узнал, с чего начался бунт, и откуда взялись проклятые убийцы. В ночь на воскресенье они вышли на улицы с оружием в руках, и начался ад на Земле… Ублюдки врывались в дома и убивали невинных людей, детей и даже животных. Это была самая страшная резня за всю историю человечества, оставившая кровавую печать на сердце каждого, кому не посчастливилось вовремя сбежать на край света. Почти никому не удалось… Люди кричали от боли и молили о пощаде, я до сих пор слышу эти душераздирающие вопли.

А потом мирные жители навсегда распрощались с миром и пошли в ополчение. Такие как Бекет. Смелые, сильные, волевые. Они сражались за свой народ не всегда честными методами и чаще всего сами становились убийцами. Но они прекратили войну и этим заслужили всё, что имеют. Однако мир потерял прежний облик. Теперь он наполнен диктаторами, чьи руки по локоть в крови.

Смотрю на Бекета долго, задумчиво. Он отвечает мне тем же, и эти несколько минут словно дают нам передышку. Он первым нарушает молчание.

— На, — протягивает мне бокал с виски, я беру его подрагивающими пальцами. Дежавю.

— Спасибо, — подхожу ближе, брожу взглядом по его обнажённой груди, на которой набита татуировка с его группой крови. — Расскажите мне о ней… О войне. Какая она?

Он опускает голову, на пару мгновений закрывает глаза, остаётся неподвижным.

— Ты ведь и так знаешь.

— Знаю только со стороны гражданских… А вы воевали. Говорят, даже были на первой линии огня. Это правда?

Он кивает.

— Правда.

— Почему? У вас ведь были свои люди. Почему вы не послали их?

Он хмыкает, невесело усмехается. Садится на кровать и увлекает меня за собой. Обнимает за плечи, утыкается носом в мою макушку. От его тела пахнет табаком и кофе, а виски, который я выпила залпом, приятно греет изнутри. Накатывает какое-то лёгкое чувство эйфории.

— Каким бы я был лидером, если бы не пошёл впереди своих людей? Я вёл их за собой, как и полагается предводителю. Там были и мои друзья. Те, кого я не отпустил бы погибать в одиночку… без меня. Однажды мне пришлось прекратить мучения того, кого всю жизнь считал братом. У него не было шансов выжить…

Я всегда испытываю к Ивану Андреевичу уважение, да. Но в данный момент это чувство переросло в нечто большее. В доверие. Безоговорочное и искреннее. Потому что таких, как он, действительно единицы. Люди уже давно позабыли, что такое человечность, добро… Они живут только грубой силой, страхом. Лишь насилие может держать их в узде. И в этом я тоже понимаю Бекета. Он привык так действовать. Запугивать, подавлять, подминать под себя.

— А там очень страшно? Вы боялись? — ожидаю, что он сейчас засмеётся и выдвинет какую-нибудь философскую фигню, типа: «Настоящие мужики ничего не боятся», но и тут Иван Андреевич меня удивляет.

— Не боятся только идиоты, Милана. У меня была жена, потом беременная жена, а потом ещё и маленькая дочь. Я не мог не бояться. Каждый раз, когда закрывал глаза, посещали кошмары. Я видел, что будет с ними, если я сдохну.

— Простите меня, — проговорила тихо, давясь слезами и гордыней. Либо алкоголь уже подействовал, либо, и правда, момент такой… — Я не хотела причинять боль Маринке. Она не виновата ни в чём… И с моей стороны это было слишком жестоко. Я не должна была так говорить.

Бекет отстранился, заглянул в мои глаза.

— Хорошо, что ты осознаёшь свою ошибку. Я знал, что поймёшь и признаешь свою вину. Но этот вопрос не ко мне. Ты сама должна поговорить с ней. Необязательно называть себя её матерью. Достаточно просто объяснить, почему ты ей не мама, но это не значит, что ты не сможешь её полюбить. Ну всё, хватит киснуть. Давай сюда свой бокал, а потом пойдём на площадь. Там уже собрались люди. Я должен выйти к ним.



Я смотрю на мужчину за трибуной, и внутри меня плещется какое-то странное ощущение… Будто там стоит не Бекет, которого я знаю, а совсем другой человек. Нет, он такой же внешне — одним своим видом вызывает мурашки и заставляет сердце испуганно сжиматься. Но сейчас я вижу не только свою реакцию, но и реакцию на него других людей. Открыв рты, едва не падая на колени, они впитывают каждое его слово. Это не речь в память о погибших на войне, нет… Это демонстрация силы и власти. И в этот самый момент, когда перед ним стоит весь город, он смотрит на меня. Прямо в глаза.

Кроме смущения во мне плещется ещё и добрая порция алкоголя, а потому я отвечаю Ивану Андреевичу тем же взглядом. Наглым и бескомпромиссным. Хотя где-то внутри себя уже начинаю пасовать.

Этот мужчина мне нравится, трудно перечить. Невозможно даже. Заводит его власть, чего греха таить… Заводит его взгляд, тёмнеющий когда смотрит на меня, заставляющий нервничать. Его огромная фигура, внушающая трепет и страх даже на расстоянии.

Именно в этот момент становится понятно, насколько я слаба перед ним… Не потому что однажды меня предадут мои тело и разум, нет. А потому что, пожелай Бекет сделать меня своей силой, я буду его. Не смогу себя защитить. Не смогу сопротивляться ему. Он сильнее во всех смыслах.

Минута молчания, и он всё ещё смотрит на меня. Кусаю губы, наблюдаю, как он приближается, берёт меня за руку и ведёт за собой. Шаг уверенный, спокойный. Нас провожают взглядами, а я быстро семеню следом. Знаю, что сейчас мне завидует вся женская половина населения. Знаю, чувствую и горжусь этим.

Уже дома он открывает передо мной дверь, пропускает внутрь, и я запоздало понимаю, что вошла в его спальню.

— Давай в кровать, — подталкивает меня к середине комнаты, сам стаскивает пиджак и отшвыривает его прочь. — Я в душ.

Дверь не заперта, при желании я могу уйти в свою комнату, но не ухожу. Прохожу к бару и наливаю себе порцию виски. Почему бы и нет? Настроение — отстой, а так хоть расслабиться.

Бекет застаёт меня с пустым стаканом в руке, притягивает мою спину к своей груди, и я вздрагиваю.

— Грустишь? — его дыхание щекочет шею, губы касаются ямочки на плече, скользят выше, к щеке.

— Немного…

Знаю, самое правильное, что я могу сейчас сделать — это оттолкнуть его. Но мне совсем не хочется. Вообще.

— Не надо. Нужно помнить всё, что мы пережили, нельзя забывать. Но и жить этим не стоит. Надо идти дальше, — забирает стакан, отходит от меня. Взяв бутылку с виски, наливает обоим.

— Да, я помню. Пора взрослеть, — усмехаюсь, принимая бокал, и выпиваю его содержимое залпом.

Бекет смотрит на меня с загадочным прищуром, привлекает за талию и впивается в мои губы своими.

— Пора. Но мы не будем торопиться, — не знаю, что он имеет в виду, но на поцелуй отвечаю. Это, наверное, я зря и уже завтра пожалею и искусаю свои локти, но сейчас ни о чём не хочется думать.