Помимо этого, не имея собственной валюты, проблемные страны не смогли прибегнуть к таким антикризисным механизмам, как девальвации или эмиссия. Американский экономист Нуриэл Рубини, получивший известность за точный прогноз мирового финансового кризиса, подчеркивает: «Когда евро только создавался в качестве единой валюты в Европе, я, как и многие другие специалисты, выражал по этому поводу обеспокоенность. Страны, пользующиеся одной валютой, отказываются от важного инструмента — регулировки валютных курсов, — необходимого для проведения корректировок. Если бы Греции и Испании разрешили понизить стоимость своих валют, их экономики укрепились бы — за счет увеличения экспорта. Более того, при переходе от своих валют к евро эти две страны отказались еще от одного инструмента, применяемого в периоды экономического спада — денежно-кредитной политики. Если бы они этого не сделали, то могли бы ответить на кризис, в котором оказались, снижением процентных ставок, чтобы стимулировать приток инвестиций (хотя при нынешней тяжелой рецессии снижение процентных ставок не сработало бы). Однако вместо прежней свободы действия руки у стран еврозоны оказались связаны»[124].

В 2012 году вновь начался спад, обрушились суверенные кредитные рейтинги не только основных стран-должников, но и Евросоюза в целом. Прогнозы относительно заката эпохи евро перестали считаться экстравагантными. К краю финансовой пропасти подошли уже не только периферийные экономики — Греция, Португалия, Ирландия, — но и Италия с Испанией. Даже внешне Европа стала выглядеть хуже, беднее. Все больше заброшенных магазинов и ресторанов, и уже не только на юге континента.

Серьезный толчок интеграции был дан на саммите Европейского союза 7–8 декабря 2011 года, принявшем решение о заключении межправительственного бюджетно-налогового соглашения. Оно было призвано противодействовать долговому кризису путем ужесточения и автоматического применения санкций к странам еврозоны — нарушителям финансовой дисциплины (блокировать санкции могло квалифицированное большинство в 75 % членов еврозоны).

Вводилась система проверки в Брюсселе проектов госбюджетов до их принятия национальными парламентами, потолок временного стабилизационного фонда увеличивался до 500 млрд евро и заменялся постоянным европейским механизмом стабильности с июля 2012 года. Страны еврозоны увеличивали свой взнос в МВФ на 200 млрд евро, не в последнюю очередь, чтобы стимулировать другие страны — США, государства БРИКС — также наращивать свои вливания в МВФ для поддержки Евросоюза.

На июньском 2012 года саммите Евросовета был принят Пакт роста и занятости с бюджетом в 120 млрд евро. Но главным итогом саммита стало решение создать единый банковский регулятор. На первом этапе его задача виделась в рестуктуризации банковского сектора (около 8,5 тысячи банков) и стабилизация рынка кредитования. После создания единого регулятора Европейский стабилизационный механизм получал право проводить рекапитализацию проблемных банков напрямую, а не через правительства, как это было ранее[125].

Главными силами углубления интеграции стали страны европейского «ядра» — Германия и Франция, несмотря на разногласия между их лидерами. Их усилия были поддержаны в заявлении «Будущее Европы», опубликованном 18 сентября 2012 года после встречи в Варшаве министров иностранных дел Франции, Германии, Австрии, Бельгии, Дании, Италии, Люксембурга, Нидерландов, Польши и Португалии. Масштаб изменений, предложенных министрами, превосходил отвергнутую Конституцию ЕС: предложили вернуться к идее президента Евросоюза, избираемого прямыми выборами в государствах-членах; усилить полномочия общей внешнеполитической службы; создать европейскую пограничную полицию и даже европейскую армию; отменить принцип единогласия в вопросах общей внешней политики и политики безопасности с целью ее гармонизации. «Решение нынешней головоломки — больше, а не меньше Европы, которая будет более конкурентоспособной, более защищенной от экономических кризисов, более объединенной перед лицом вызовов глобализации»[126], — писали, представляя заявление, министры иностранных дел Польши и Германии Радек Сикорский и Гуидо Вестервелле.

Осенью 2012 года был представлен Проект «углубленного и настоящего Экономического и валютного союза» — рассчитанный на срок до 5 лет амбициозный план создания полного экономического, банковского и бюджетного (фискального) союза. План предполагал более обязывающую координацию выработки и принятия национальных решений в сфере макроэкономической и бюджетной политики при непосредственном участии наднациональных институтов, передачу им компетенций по санкционированию национальных мер и контролю над их исполнением. Это также касается политики в области налогообложения и занятости. Предполагается создание автономного бюджета еврозоны, в том числе для поддержки стран, которые проводят болезненные структурные реформы.

Что касается банковского союза, то основной мерой виделся запуск единого механизма надзора за деятельностью банков. В декабре министры финансов стран-членов предоставили ЕЦБ полномочия по надзору за крупнейшими кредитными организациями: с марта 2014 года регулятор мог осуществлять постоянный контроль примерно за 150 финансовыми институтами (банки с объемом активов не менее 30 млрд долл., либо те институты, чьи балансы достигают 20 % от ВВП страны базирования).

Впрочем, ЕЦБ получил возможность вмешательства в случае возникновения проблем в любом банке ЕС[127].

При этом сохранялись разногласия по проблемам финансирования деятельности Евросоюза. На внеочередных — ноябрьском и декабрьском — саммитах лидеров ЕС 2012 года не удалось достичь компромисса по проекту долгосрочного бюджета на 2014–2020 годы. Лишь в феврале 2013 года после рекордных 24-часовых переговоров лидеры стран Евросоюза согласовали первый за всю историю союза секвестр бюджета. Действующий бюджет на 2007–2013 годы составляет 993,6 млрд евро, Еврокомиссия просила 1,09 трлн на следующую шестилетку, но получила только 993,6 млрд[128].

Летом 2013 года возникла еще одна угроза дефолта — на сей раз на Кипре. Его просьбы о финансовой помощи были оставлены практически без ответа. «Впервые с начала кризиса в отношении страны, к которой применялся традиционный рецепт блока — бюджетное сжатие, — была использована и новая догма банковского «вкупа» («bail-ins»), при котором кредиторы и вкладчики, а не налогоплательщики оплачивали счет за провалившиеся банки, насильственно расставаясь со своими кредитами и депозитами»[129], — писала тогда The Wall Street Journal. Не в последнюю очередь такая схема «санации» банков была принята потому, что на Кипре было много российских денег. Россиян не жалко.