– А ты что скажешь, шут?

Крез мотнул головой, звякнули бубенчики.

– Я не согласен, рыжебородый!

– Почему?

– Нелепый план. Любому, сколь-нибудь сведущему в ратном искусстве, ясно, что биться лучше на том берегу Ведь допуская врагов в свою землю, ты тем самым предаешь ее разграблению. Если же ты проиграешь, враг устремится за тобой, не давая мгновений для отдыха и передышки. Если же победишь, он легко уйдет от тебя, так как беглецу всегда легче, нежели преследователю, преодолеть реку. Но когда ты дашь бой на другом берегу, ты получишь массу неоспоримых преимуществ.

– Каких, например? – ухмыльнулся в бороду Куруш.

– Первое, если ты проиграешь, тебе будет легко уйти от погони по той самой причине, какую я уже привел – беглецу всегда легче, нежели преследователю преодолеть реку. Если же выиграешь, то тебе будет легче настигнуть врага. А так как никто не сомневается в том, что ты победишь, к чему давать даям шанс бежать от победоносных парсов в просторы бескрайних степей?

– Разумно, – пробормотал Куруш, невольно поражаясь стройности крезовой мысли.

– И к тому же, – быстро прибавил шут, – я подарю тебе еще один план. Врагов слишком много, тебе следует сократить их число, сохранив при этом своих воинов. Устрой им западню. Ступи на другой берег, а затем отойди назад, оставив на берегу немногих, самых худших воинов. Оставь в лагере сладкое вино и вкусные яства. Даи питаются мясом и пьют кобылье молоко. Вино и изысканная еда вскружат им головы, и тогда ты сумеешь одолеть их голыми руками.

– Отлично придумано! – захохотал Куруш. – А ты неглуп, шут!

– Ты только сейчас понял это? – с ехидцей полюбопытствовал Крез.

– Давно! – отрезал Куруш. – Вот только где был твой ум, когда ты бежал от моих верблюдов?! Не заносись, шут, иначе тебе придется вновь хохотать на костре!

– Готов, но только над тобой!

Куруш не стал больше спорить, ограничась тем, что погрозил Крезу пальцем. Царь последовал плану шута. Ничтожная часть войска переправилась на берег даев и разбила лагерь. Поблизости, в приречных зарослях укрылись отборные полки парсов. Как и предсказал Крез, даи напали. Тысячи всадников в серебреных шеломах стремительной тучей налетели на лагерь. Острые стрелы в мгновение ока избили стражу, а копья и топоры довершили дело. Сотни бактрийцев, киссиев и согдийцев полегли у шатров или на берегу. Лишь немногие сумели достичь реки, но и эти немногие в большинстве своем нашли смерть в волнах, захлебнувшись, либо пойдя на дно с каленой стрелой в спине или глотке.

Ликуя, даи расселись вокруг шатров и принялись поглощать пищу. Вино и яства опьянили победителей, вскоре забывшихся мертвенным сном. Тогда-то и пришел черед укрывшихся в зарослях парсов. Воины окружили лагерь и в мгновение ока покончили с беспечными даями, перебив одних, а других забив в крепкие узы. Среди пленных оказался сын царицы Томирис юный Спаргап. Наутро его бросили к ногам Куруша.

– Ты понял, дикарь, что со мной не следует враждовать?!

– Да, – выдавил дай.

– Вот и хорошо. Надеюсь, твоя мать будет более благоразумна, когда узнает о твоей участи. Я отправлю к ней гонца, и ты сам скажешь ему слова, какие хочешь передать матери.

– Да, – согласился Спаргап.

– Вот и отлично! – обрадовался Куруш. – Эй, слуги, развяжите-ка его и принесите нам вина. – Царь собственноручно подал пленнику чашу хмельного питья. – Поправь голову. Небось, побаливает после вчерашнего.

– Да, – пробормотал пленник, принимая чашу.

Он осушил ее до последней капли, а затем вдруг рванул из-за пояса Куруша драгоценный кинжал и с размаху вонзил его в свое чрево. Царь едва успел отпрыгнуть в сторону, ковер под ногами залило потоками крови и слизи, перемешанных с багряным вином.

– Клянусь Митрой, ужасная смерть! – воскликнул он.

– Да, – омертвело дрогнули губы Спаргапа, навечно застыв.

– Ну что ж, теперь черед царицы Томирис! – решил Куруш.

Два дня громадное войско переходило Араке, провожаемое Крезом. Шут некстати подвернул ногу, и царь милостиво дозволил ему остаться в лагере. Колонна за колонной втягивались в бескрайние степи. Вдалеке маячили дозорные даев, но войска их не было видно. На седьмой день пути персы израсходовали запасы воды и стали страдать от жажды. Выжженная трава не могла насытить утомленных коней. Вечером появился дай. Приведенный к Курушу, он распростерся ниц.

– Говори! – велел царь.

– Я бежал от Томирис. Я ненавижу ее, она оскорбила меня. Я могу показать, где войско даев! – скороговоркой выпалил перебежчик.

– Сделай это и будешь щедро вознагражден! – посулил Куруш.

На рассвете персидская армия двинулась в путь и к полудню достигла холмов, меж которых петляла узкая, похожая на пересохшее русло реки дорога.

– Там, – сказал проводник, указывая рукой на дорогу.

– Это опасно! – прошептал стоящий подле царя Гаубарува. – Это может быть западня.

– Я знаю. Надо проверить! – решил Куруш.

Он послал вперед сотню воинов. Воины вернулись с вестью, что за холмами – равнина, в самом конце которой виднеются шатры кочевников.

– Вперед! – приказал Куруш. – Наконец-то мы загнали их.

Повинуясь велению царя, полки устремились в лощину. Сотня за сотней вступали на петляющую между холмов дорогу и исчезали вдали. Сотня за сотней, пока дорога не поглотила все персидское войско. И только тогда стало ясно, что проводник завел в ловушку.

Стиснутая крутыми холмами равнина была узка. По гребням холмов густою стеной стояли дайские лучники, выход из западни перекрыл отборный отряд всадников-массагетов. Куруш посмотрел на стоявшего подле Виштаспу, тот кивнул и поскакал к полкам бактрийцев. Прошло несколько томительных мгновений, и тысячи всадников стали разворачиваться для атаки. Изогнутая дугой колонна бактрийцев обратилась в лаву из десяти полков, по тысяче воинов в каждом. Выхватив из ножен акинак, Виштаспа устремился вперед – на лежащий пред ним холм – пологий в сравнении с остальными. Яркая, отливающая киноварью и блеском металла лава с воем устремилась за ним.

То было радующее душу зрелище – мчащаяся во весь опор лавина всадников, готовая смести все на своем пути. Куруш улыбнулся в густую, щедро пропитанную хной бороду. Сейчас! Еще немного, и дерзкие массагеты попятятся, а затем и побегут. Вот сейчас…

С холма взвилась туча стрел, густая настолько, что на миг заслонила краешек неба. Сколько их было, стрел – неведомо. Но многие тысячи. И каждая попала в цель. Каждая вонзилась либо в человека, либо в разгоряченную быстрым бегом лошадь. Сотни и сотни всадников пали с пятнистых попон, покатились по земле с жалобным криком кони.

Но лава устояла. Она лишь немного сбросила ход, чтобы чрез миг снова набрать его, втаптывая в сухую пыль раздробленные тела павших.