* * *

31 августа 1978 года. Я боюсь даже браться за ручку, чтобы события, изложенные на бумаге, не стали еще реальней. Больше всего мне хочется уснуть, а затем проснуться и обнаружить, что все случившееся было лишь дурным сном.

Сейчас два тридцать ночи, но поскольку я не могу – не в состоянии – спать, лучше уж я как следует опишу этот день, чтобы память о Джессалин осталась со мной навсегда.

После обеда я забрал Огасту из школы и отвез в больницу, чтобы он мог побыть немного с матерью. Самому мне пришлось отправиться на работу. Позже, когда я вернулся, в коридоре меня встретила медсестра. Она сказала, что Джесс стало хуже, и врачи не знают, как долго еще она сможет протянуть. Я зашел в палату и увидел, что Огаста мирно спит в кресле. Джессалин тоже дремала у себя на кровати. Лицо у нее было бледным, а дыхание еле слышным.

Я легонько поцеловал ее в лоб, после чего опустился на колени и излил свое сердце Господу Богу. Я молил о выздоровлении Джессалин, предлагая, если нужно, взять взамен мою жизнь. Без особой охоты завершил я молитву так, как учили мои родители: «Да будет воля твоя». Я произнес вслух эти слова, но в душе у меня все кричало: «Да будет воля моя! МОЯ! Эта женщина – все для меня, для тебя же она – одна из миллионов. Так оставь ее мне!» «Аминь», – безнадежно заключил я.

Должно быть, я произнес это слишком громко, поскольку в этот момент кто-то легонько потянул меня за волосы. Обернувшись, я увидел, что Джессалин уже не спит. Улыбка у нее была слабой, но такой же прекрасной, как в тот день, когда мы впервые повстречались.

Сунув руку в широкий карман килта, который я не успел переодеть после ресторана, она достала оттуда мяч для гольфа и колышек. Было видно, каких усилий ей стоит каждое движение. И все же она схватила ручку и начала что-то писать на колышке и мяче. Покончив с этим, она вручила мне оба предмета.

На колышке виднелось всего две крохотных буквы: «Л.У.». Это значит Лондон Уитт. На мячике было написано: «Огаста». Джессалин, лишенная своего чудесного голоса, указала сначала на меня и на колышек, а затем на мяч и Огасту. Наконец, из последних сил, она положила мячик на колышек.

– Хочешь, чтобы я научил его играть в гольф? – спросил я. – Не волнуйся, под моим руководством он станет лучшим в мире игроком!

По щекам у Джессалин заструились слезы. Потянувшись, она сжала мои руки вокруг мяча, после чего мужественно улыбнулась… А в скором времени ее не стало.

И вот я сижу дома, наедине со своими мыслями, которыми мне даже не с кем поделиться. Почему это произошло? Почему доктора не спасли Джессалин? Почему добрый Бог позволил ей страдать? Бесконечные почему… Миллионы вопросов, и ни одного ответа.

Я играю с друзьями, но игру нашу дружеской не назовешь.

Бен Хоган

Раньше мне казалось, что ничего страшнее, чем «я беременна», я от своей жены не услышу. Но ей удалось нагнать на меня страху на девятом месяце беременности, произнеся два простых слова: бэби-шауэр, праздник подарков. На тот момент я только-только начал свыкаться с мыслью, что скоро стану отцом, а эти слова вновь погрузили меня в дурные предчувствия. Возможно, дело было не столько в словах, сколько в их подоплеке.

В понедельник вечером я жевал пиццу и увлеченно наблюдал за игрой местной футбольной команды. Ничто, казалось, не предвещало плохого.

– Огаст, милый, – сказала Эрин, неуклюже переступая через порог, – у тебя есть свободная минутка?

В этот момент игрок противников забил гол в наши ворота.

– Ну ты подумай! – Я тут же забыл про вопрос жены. – Им все-таки удалось сравнять счет!

– Огаст? – напомнила о своем присутствии жена.

– Прости, Шатци. Что такое?

Кокетливо похлопав ресницами, Эрин уселась ко мне на колени.

– Какие у тебя планы на следующий понедельник? – сладко промурлыкала она.

Мужчинам хорошо известно, что сладкие нотки вкупе с томными взглядами неизбежно влекут за собой проблемы. В голове у меня прозвенел тревожный звоночек, но сколько я ни старался, так и не смог понять, что же мне угрожает.

– Я… ну… даже не знаю, – промямлил я. – Кажется, пока никаких.

Эрин вновь хлопнула ресницами.

– Мои подружки с работы организуют праздник подарков.

Тревожный звоночек прозвучал еще громче.

– Прекрасно, – осторожно заметил я. – Ступай, повеселись, а я тут посмотрю без тебя очередную игру.

Хихикнув, она лукаво склонила голову набок. На языке жен это означает нечто вроде: Прости, парень, но ты влип.

– Это не только для меня, – холодно заметила Эрин. – Мужья тоже приглашены. Так что ты идешь со мной.

Я едва не подавился пиццей.

– Какого?.. – выдохнул я. – Ну нет! Это не для мужчин. Это для… женщин!

Эрин поджала губы.

– Не в этот раз, дорогой. Там будут не только жены, но и мужья. И я действительно хочу, чтобы ты повеселился со мной.

– Нет, – твердо заявил я. – Это против законов природы. Веселье и детский праздник – вещи несовместимые. Да и что это вообще такое? Смотри, я даже не знаю, для чего он придуман. А все потому, что мужчинам и знать этого не положено. Нет, я не пойду.

Эрин встала и многозначительно глянула на меня, предлагая еще раз обдумать мое решение.

– Ради бога, Эрин, – в отчаянии произнес я, – праздник подарков – все равно что эпиляция горячим воском. Мы снисходительно относимся к тому, что наши жены увлекаются этой процедурой. Но никто же не требует, чтобы мы принимали в ней участие. Нет, – повторил я еще тверже, – я не иду.

Эрин хотела что-то сказать, но тут ее взгляд упал на экран телевизора.

– Что ж, тебе же хуже, – заявила она с наигранным сожалением. – Вечеринка пройдет в доме у Стейси. Она уже сказала, что мужья, если им станет совсем тошно, могут устроиться в отдельной комнате и посмотреть футбол на их новом огромном телевизоре.

– Правда? – Я бросил взгляд на наше жалкое подобие телевизора.

– Правда. Так ты уверен, что не хочешь пойти со мной?

Настала моя очередь призадуматься. А если я раздуваю свои страхи? Ну что может быть лучше, чем устроиться с другими парнями перед широким экраном? Жена будет счастлива, что я пришел с ней на эту встречу, а я тем временем посижу за сухариками и пивом в компании таких же болельщиков.

– Ну… если тебя это обрадует, то ладно. Я иду.

– Еще как обрадует, – улыбнулась она.

* * *

Предполагалось, что «веселье» начнется ровно в семь, но мы с Эрин немного припозднились, поскольку никак не могли решить вопрос с моей одеждой. Эрин желала, чтобы я принарядился, ну а мне казалось, что я выбрал самый подходящий наряд: джемпер с надписью «Том Брэди»[31]и шляпу с вышивкой «Патриоты Новой Англии». Спорили мы долго, но Эрин в конце концов пришлось уступить.