Эрин недоуменно наморщила лоб.

– О чем это ты?

– Пожалуй, пора рассказать о тех уроках, которые я получаю с благословения Лондона. Я все ждал… сам не знаю, чего… Должно быть, подходящего момента.

– Гольф? – переспросила она. – Но почему?

Тут я и выложил ей детали наших с Лондоном уроков, рассказав не только о том, что мы делали на поле, но и о значении, которое отец придавал этому. Эрин внимательно слушала. Упомянул я и той необъяснимой перемене, которая произошла в последнее время с отцом.

– Поверить не могу, – сказала она наконец. – Мы действительно говорим о Лондоне Уитте? Том самом человеке, который пришел к нам на свадьбу, только чтобы предостеречь нас – мол, с женитьбой человек обрекает себя на горести и разочарования?

– Я и сам знаю, насколько все это странно. Впервые в жизни я могу общаться с отцом, не испытывая при этом ни малейших сожалений. Более того, его уроки действительно несут в себе какой-то смысл. Кто бы мог подумать, что этот человек разбирается не только в том, как перегнать мяч из точки «А» в точку «Б»?

Эрин на мгновение притихла.

– Выходит, его уроки действительно помогли тебе, но ты… ты по-прежнему не готов стать отцом?

Я вспомнил самый первый урок, когда отец разрешил мне использовать для игры только паттер. До чего же неуверенно я себя чувствовал!

– Все так. Возможно, мы и не должны ощущать безусловной готовности.

Эрин вновь призадумалась.

– Огаст, – промолвила она, наконец, голосом, больше похожим на шепот, – я знаю, что ты чувствовал в самом начале, когда только узнал про ребенка. И я понимаю, что мы не можем вернуться назад и прервать беременность, и все же… ты хочешь быть отцом?

Мне очень хотелось сказать жене «да», хотя бы для того, чтобы просто порадовать ее. Но в глубине душе я по-прежнему мучился сомнениями. Начал ли я привыкать понемногу к мысли о том, что в скором времени стану отцом? Без сомнения. Решил ли я делать все, что в моих силах, невзирая на присущие мне недостатки? Разумеется. Но изменился ли я настолько, чтобы захотеть стать отцом? Увы, нет.

– Прости, Шатци, – мягко сказал я, – но я пока к этому не пришел.

Мне показалось, что Эрин вот-вот заплачет, и я поспешил предупредить, что слезы просто замерзнут на ее прекрасных щечках. Она попыталась рассмеяться, но без особого успеха. Больше мы не разговаривали. Последнее, что я расслышал перед тем, как погрузиться в сон, – тихая молитва Эрин. Она просила Бога, чтобы тот смягчил, наконец, мое сердце.

* * *

Первый снег в Вермонте обычно выпадает ко Дню благодарения, но в эту осень мы столкнулись с ранней непогодой – смесью арктического холода и атлантической влаги, что привело к обильным снегопадам. Они обрушились на Новую Англию за неделю до Хэллоуина. За три дня землю так густо запорошило снегом, что дорожные службы перестали справляться с ситуацией. Из-за хаоса на дорогах местное правительство попросило выезжать из дома только в случае крайней необходимости, что дало мне трехдневную передышку от возни с больными псами.

К тому моменту, когда дороги наконец-то более-менее расчистили, наступили выходные. В субботу, когда с особым усердием разгребал сугробы на заднем дворе, из дома вышла Эрин. В руках у нее был телефон.

– Это Лондон, – прошептала она.

Откинув капюшон куртки, я прижал трубку к уху.

– Алло?

– Огаста, ты где? – сухо спросил отец.

– На заднем дворе, а что такое?

– Да то, что я торчу в полном одиночестве на проклятом поле для гольфа. Ты опаздываешь на урок.

Я невольно оглянулся, пытаясь удостовериться в том, что снег никуда не исчез.

– Ты совсем не смотришь по сторонам? Сезон гольфа закончен. У меня во дворе лежит фута три снега. Думаю, на поле его раза в два больше.

– Понятно, – произнес он с явным разочарованием. – Стало быть, ты отказываешься выполнять наш уговор?

Эрин все еще топталась рядом, пытаясь понять, в чем дело. Я прошептал, отодвинув трубку ото рта:

– Лондон предлагает поиграть в гольф. Он сейчас на поле. По-моему, окончательно спятил. – Я вновь придвинул телефон. – Ты всерьез предлагаешь мне заняться гольфом?

– Да, Огаста, и я не спятил.

– Так ты все слышал? – расхохотался я.

– Все до последнего словечка.

– Ладно, – вздохнул я, – буду через двадцать минут.

– Прекрасно. Ах, да, не забудь взять снегоступы.

Поскольку расчистить успели лишь главные дороги, я припарковался в конце поля, на частной стоянке. Пристегнув свои старые снегоступы, я закинул на плечо сумку с клюшками и зашагал вперед.

К десятой лунке вела цепочка следов – единственная на все поле. Стоит ли говорить, что принадлежали они Лондону?

– Наконец-то, – проворчал он, пытаясь изобразить раздражение.

– Я бы тоже приехал вовремя, если бы мне хоть на мгновение пришло в голову, что мы отважимся играть в гольф на снегу.

Лондон потер подбородок шерстяной перчаткой.

– Это Вермонт, родина зимы. Разве жалкие три фута снега способны испугать настоящего вермонтца, заставив отказаться от своей мечты?

– Ты родом из Англии.

Лондон ткнул в меня пальцем и в очередной раз изобразил недовольство.

– Я вырастил здесь сына, а это характеризует меня как настоящего вермонтца. И в жилах у меня теперь течет настоящий кленовый сироп.

– Чудесно, – не сдержал я смешка, – но почему бы нам не приступить к игре? Хоть я и настоящий вермонтец, это не мешает мне ненавидеть холод.

Лондон выбрался из сугроба и достал из сумки клюшку.

– На самом деле за последние сутки стало чуть теплее. На градуснике сегодня утром было всего минус один. Не жарко, конечно, но и не особый мороз.

– Ладно, пошли, а то сироп в моих жилах уже превращается в лед.

Отец махнул клюшкой по сугробу, осыпав меня ледяной крошкой.

– Чудесно, – произнес он с самодовольной миной. – Тебя что-нибудь тревожит? Из того, что можно было бы обсудить на поле?

Я тщательно отряхнулся.

– Меня немного беспокоит то, что я позволил подбить себя на эту авантюру. А так, если не ошибаюсь, все в порядке.

– Прекрасно, – кивнул отец. – Тогда поработаем над одним из важнейших элементов гольфа, сосредоточившись исключительно на игре.

– Ты серьезно? Никаких метафор и аналогий? Просто гольф?

– Разве что проблема всплывет сама собой, – достав из кармана пять черных мячей, он вручил мне четыре штуки. – Это все, что удалось наскрести. Если мы их растеряем, считай, игра закончена. Но пока что займемся доработкой удара.