— Мне это имя ничего не говорит.

Орнстед отбарабанил пальцами по столешнице что-то вроде джиги.

— Эдвард Карлайл — правая рука Роджера Бауэна. А Роджер Бауэн…

— Законченный подонок, — договорил за него я. — И расист.

— И еще неонацист, — добавил Орнстед. — Для него время дзинькнуло и остановилось году эдак на тридцать девятом. Во типус. Наверное, специально держит у себя акции на газовые печи в надежде, что котировки поползут вверх, когда опять пойдут дела на старом фронте «окончательного решения». Насколько нам известно, за фондом защиты стоит именно Бауэн. Несколько лет назад он вдруг притих, но теперь какая-то сила вытащила его из-под камня. Выступает с речами на митингах, марширует, трясет кружкой для пожертвований. Впечатление такое, что ему не терпится вывести Фолкнера на улицы.

— А зачем?

— Это мы и пытаемся выяснить.

— У Бауэна база, кажется, в Южной Каролине?

— Он дрейфует между Каролиной и Джорджией, но в основном пасется где-то у Чаттануги, у реки. А что, ты планируешь туда наведаться?

— Может статься.

— Зачем, позволь спросить?

— Друг познается в беде.

— Хуже некуда. Что ж, коль окажешься там, сможешь спросить у Бауэна, отчего Фолкнер ему так дорог. Хотя я бы тебе этого не рекомендовал. Не думаю, что ты значишься первым в списке лиц, с кем он хотел бы познакомиться.

Я проводил Стэна до двери, возле которой стояла его машина.

— Ты там все расслышал? — спросил я, справедливо полагая, что он контролировал происходившее между мной и Фолкнером.

— Да уж, расслышал. Ты насчет охранника?

— Энсона.

— Меня это не заботит. А тебя?

— Ну, как… Все-таки несовершеннолетняя. Не думаю, что Энсон направит ее на путь истинный.

— Пожалуй, что нет. Можно поручить кому-нибудь этим заняться.

— Было б неплохо.

— Договорились. Кстати, у меня еще вот какой вопрос. Что у вас там произошло? Мне показалось, какая-то потасовка.

Несмотря на кофе, во рту у меня все еще стоял привкус зубного эликсира.

— Фолкнер плюнул мне в рот.

— Тьфу, блин. Думаешь сделать тест?

— Да, собственно, нет. Просто ощущение такое, будто глотнул электролита: так и жжет все, и во рту, и глубже.

— Зачем он это сделал? Хотел тебя разозлить?

— Нет. — Я покачал головой. — Сказал, это дар, чтобы я видел все отчетливей.

— Видел что?

Я промолчал, хотя ответ был мне известен.

Он хотел, чтобы я увидел, что ждет его и что уготовано мне.

Хотел, чтобы я разглядел породу его и ему подобных.

Воинствующее движение расистов в США никогда не отличалось масштабностью. Самая оголтелая его сердцевина составляет от силы 25 000 членов. К ним можно приплюсовать еще 150 000 активных сторонников и 400 000 сочувствующих, которые не участвуют ни деньгами, ни живой силой, но охотно рассуждают об угрозе белой расе со стороны цветных и жидовства (и то если сочувствующий во хмелю). Из наиболее активных больше половины приходится на долю ку-клукс-клана, остальные скинхеды и разношерстные нацисты, причем уровень сотрудничества между этими группировками минимальный, а иногда они скатываются к откровенной конкуренции, чреватой взаимным мордобоем. Членство в группах редко бывает постоянным: народ в них бесконечно мигрирует — нынче здесь, завтра там, — в зависимости от насущных проблем с работой, врагами и судимостями.

Но в каждой группе есть костяк пожизненных активистов. И даже если названия меняются, даже если организации грызутся между собой, дробясь на все более мелкие осколки, их лидеры остаются. Это прозелиты, фанатичные приверженцы, неутомимые борцы за идею, шествующие под знаменами нетерпимости в местах людского скопления, на митингах, сборищах и слетах, на рынках и площадях, швыряющие листовки и бюллетени, кликушествующие в ночном радиоэфире.

Роджер Бауэн среди них был одним из самых живучих, а заодно и самых опасных. Сын баптистов, родившийся в Гаффни, штат Южная Каролина, у подножия Блю-Риджа, — за двадцать лет активистского стажа он прошел через неисчислимые ультраправые организации, в том числе и группы отъявленных неонацистов. В 1983 году в возрасте двадцати четырех лет Бауэн с еще тремя молодыми людьми был допрошен на предмет причастности к деятельности «Ордена» — тайного общества, сформированного расистом Робертом Мэттьюзом и связанного с так называемыми «Арийскими нациями».

В течение 1983–1984 годов «Орден» произвел серию нападений на банки и машины инкассаторов, добывая деньги для финансирования своей, так сказать, текущей деятельности: поджогов, вооруженных нападений, оплаты бомбистов и подделки ценных бумаг. Помимо этого «Орден» нес ответственность за убийство Алана Берга, телеведущего из Денвера, и Уолтера Уэста — члена организации, заподозренного в выдаче ее секретов. В конце концов все члены «Ордена» получили по заслугам; исключение составил сам Мэттьюз, убитый в 1984 году в перестрелке с агентами ФБР. Поскольку свидетельств причастности Бауэна к «Ордену» обнаружить не удалось, наказания он избежал, а правда об истинных масштабах его вовлеченности в дела организации умерла вместе с Мэттьюзом. Несмотря на сравнительно малый численный состав «Ордена», для раскрытия его деяний ФБР было вынуждено задействовать чуть ли не четверть своих людских ресурсов. Компактность «Ордена» тогда сыграла ему на руку, не позволив просочиться в организацию осведомителям; Уолтер Уэст оказался единственным исключением. Этот урок Бауэн усвоил твердо.

Какое-то время Бауэн скитался, но затем нашел себе пристанище в ку-клукс-клане — даром что к той поре усилиями ФБР организация сильно сдала: первичные ячейки усохли, престиж катастрофически упал, а средний возраст членов с уходом или смертью ветеранов стал снижаться. В результате традиционное отмежевывание куклуксклановцев от беспринципных неонацистов стало размываться, а неофиты становились все менее разборчивыми в средствах, игнорируя подчас мнение старших товарищей. Тогда Бауэн примкнул к «Незримой империи» Билла Уилкинсона, куда входили и «Рыцари ку-клукс-клана», а к 1993 году, когда «Невидимая империя» приказала долго жить, он уже возглавлял «Белых конфедератов», свой собственный клан.

При этом, в отличие от прочих, Бауэн не вербовал активно новичков к себе в организацию и даже саму связь со своими идейными прародителями использовал лишь как вывеску. «Белых конфедератов» никогда не набиралось более дюжины, но при этом они снискали непомерные авторитет и влияние и в девяностые годы внесли значительный вклад в общую нацификацию клана, еще сильнее размыв традиционные различия между куклуксклановцами и неонацистами.

Не был Бауэн и отрицателем холокоста. Ему нравилась сама концепция: немыслимый ранее масштаб массового истребления, причем с подтекстом методичной продуманности. Именно это, а не какие-то там моральные колебания, привело к тому, что Бауэн дистанцировался от отдельных проявлений насилия, органически свойственных движению. На ежегодном слете в джорджийском парке Стоун-Маунтин он даже публично осудил инцидент в Северной Каролине, когда пьяными идейными отморозками был забит до смерти темнокожий мужчина по имени Билл Пирс, — за что Бауэна освистали и даже согнали с трибуны. С той поры этот слет Бауэн больше не посещал: его не поняли, да ему не больно-то и хотелось. Однако работу он продолжал тайком, поддерживая отдельные выступления ку-клукс-клана в городках на границе Джорджии и Южной Каролины. Если даже (как оно зачастую и бывало) в марше участвовала лишь горстка крикунов, сама угроза массовых протестов удостаивалась огласки в СМИ и тревожного блеянья овец-либералов, нагнетая таким образом атмосферу неуверенности и боязни, столь нужную Бауэну. «Белые конфедераты» во многом были ширмой, цирковым иллюзионом, где фокусник, прежде чем явить себя, завораживает публику гипнотическими взмахами своей волшебной палочки. Истинный же фокус исполнялся не на виду, а движение палочки никак не было связано с иллюзией.