Romapleroma

Благоухание молока

Искусство не носит оправдательного характера. Оно всегда рывок за грань и никогда понятный обществу компромисс.

В созидательном процессе важны три вещи – Муза, Автор и их сонастройка.

Автор никогда не создает для зрителя, но всегда для Музы и себя. Если Автор ждёт одобрения, он не познал истинного озарения.

Творите отчаянно смело! Но, помните, что искусство – это проводник Закона и Нравственности высших миров.

“Мне в тёлке, в бабе, ну в овце…нравится, чтобы ляжки были от ушей. Чтобы бюст в кофточку не помещался, да! И в руку тоже! И еще хочу, чтобы была не очень там умная, чтобы не выпендривалась!”

Величию жертвенности

Молчанию мудрости

Сиянию красоты

Ей посвящается.

Основано на реальных событиях, происходивших на изломе эпох

1990е-2010е.

Ночь накануне последнего рождества

Представьте, что наступит ночь, утро которой не наступит. Тайна нежности лунного света не будет рассеяна утренним пением птиц. Когда закончится ночь и смотрящие за рисунком толкнут стрелки к 5 – циферблаты часов исчезнут. Голоса тысячи муз пронесут над землей завершающую ноту триумфа богов и людям будет дарована вечность. Земля, впитавшая все оттенки крови, пота и счастья, познавшая пределы легкости крыльев бабочки и свинец войны брата против брата, прекратит свое путешествие по орбите бытия. Веко, открытого когда-то центрального Глаза, поддавшись гравитации, сомкнется. Весь мир вздохнет спокойно и….

Перестанет существовать.

Какой же должна быть эта ночь накануне последнего рождества? Каков вкус напитка в фужере, созданного из минералов, которые 30 млн лет наблюдали восход плазменного гиганта и смиренно ждали этого мига освобождения?

Я знаю этот вкус. Это вкус губ любимой женщины, которые ты не можешь поцеловать. Это букет из цветов сладкой боли и беспредельности желания в тот момент, когда она уже прошла регистрацию на рейс и машет рукой в последний раз. И нет силы более магнетической, чем притяжение сердец, разделенных таможенной чертой.

Я знаю, что когда наступит последний день людей, глаза вспомнят именно это чувство. И все мы, люди земли, возжелаем продолжения, каким бы ужасающе-чудесным оно ни было. Мы были созданы, чтобы продолжаться. И это моя бесконечная история. О тебе.

А начиналось всё так….

Темнота окутывала пределы известного. Не было ни движения, ни покоя. Пространство и время еще не знали друг друга. В ночь на первое число первого цикла Решение было принято – Единый воплотился в Троичность, рождая сферы творения, наполняя их электромагнитным совершенством подлинной геометрии. Импульс впервые озарил сердце и позволил ему пропустить через себя потоки огненной крови создателя. Океан неведомой силы раскинулся над орбитами младенческих солнц, погружая их в колыбель бытия. Беспредельность познала структуру – кристаллическая решетка мироздания неотвратимо настигала предвечный хаос. Свершилось!

Оранжевый шар ударился о землю, подняв немного пыли. Еще одно касание, еще..и вот, сферу обхватили пальцы мальчика 12 лет. Шаг, еще шаг и тело, на две секунды забыв о гравитации, взмывает в воздух, неся на одной руке теплый мяч к заветному кольцу.

– Что делаешь?

– Попадаю в кольцо, – ответил я, не обратив внимание на пришедшую из ниоткуда девочку.

– И как получается? – не отпуская меня своим взглядом, задала она свой второй и последний вопрос.

– Так себе. Никого нет. Я один играю.

– Играй для меня, – сказала она – я буду смотреть, а ты будешь попадать.

Спустя 15 лет я пойму, что значила эта фраза, а пока мое тело дернулось и заставило, наконец, повернуться к ней лицом и посмотреть в глаза. Слова были не нужны, да и какие слова могут быть в голове мальчика-подростка. Я держал взгляд, может быть три, может быть пять секунд. Пять секунд, которые показались мне вкуснее самой вкусной газировки. Когда я отвел глаза, я знал – мир больше никогда не будет прежним. Понятия не имею, что значит влюбленность, но знаю другое – знаю, когда ноги будто прорастают до самого ядра земного, черпая ярость из самого ее истока, знаю, когда мышцы дают такую высоту прыжка, которая позволяет забыть все страхи мальчика живущего чуть более 10 лет, знаю. Я сделал вид, что ничего не произошло и продолжал раз за разом отправлять мяч в цель, прекрасно осознавая, что ее глаза – это то самое Пламя, что я видел во сне. Солнце клонилось к горизонту. Лето на севере заканчивается быстро и я знал, когда она отведет глаза, мое лето закончится намного быстрее календарного. Красные ленты в ее жгуче-черных волосах, будто вечное пламя вечного чувства, заставили меня сказать:

– У меня дома живет черепаха. Хочешь, пойдем посмотрим на нее?

– Давай, – коротко и бескомпромиссно ответила она.

Поднимаясь по лестнице хрущевки, мальчик-подросток знал, что его ноги ступают по мрамору, со стен величественно взирают лики неизвестных ныне богов, а колоннады, скрывающие вековые секреты трансмутации металлов и поныне здесь. Рядом же, по поверхности благородного минерала, струится шелк платья его женщины. Женщины, которая достигла своей единственности в его сердце. Волну клеточной памяти быстро унес сквозняк разбитых окон старого дома. Я открыл дверь и пропустил ее вперед. С магическими женщинами сказка начинается не с первыми месячными, а с первым ее вздохом по выходу из материнского лона. Каким-то неведомым образом эта девочка, весом как одна хорошая гантель и ростом с собаку, закручивала пространство вокруг себя, обдавая окружающих подлинным смыслом бытия и не оставляя шансов на отступление. В 13 лет я пригласил ее на свидание, чтобы посмотреть на черепаху, которая держит на себе весь мир. Это была именно та черепаха из древней легенды. И если в это верит эта девочка, значит, верит и всё сущее. Встреча продлилась не более десяти минут. Уходя, она забыла ободок. Я окликнул ее в парадной и вернул вещь. Отдавая, я знал, что это был не пластиковый аксессуар, а миртовый венок из золота, свободного от примесей.

Я смотрел на нее из окна неестественным для 13-летнего мальчика взглядом тотальной любви и тоски, будто никогда ее больше не увижу. Она шла уверенной поступью, не оглядываясь. Красные шелковые ленты, вплетенные в волосы, развивались на ветру, оставляя в моем одиноком небе след самого высоко чувства. Набрав ванну, я погрузился с головой.

15 лет спустя

С радостью дельфина и печалью морской звезды я шел наверх – к поверхности воды. Меня не покидала занозоподобная мысль “что-то не