бы не больше[47].

Но пока строят именно у них. Поехали смотреть…

Первым делом поехали смотреть корпуса возводимого мотоциклетного[48] и — Соин поразился тому, как здесь строят. Улицы — по ширине как московские проспекты, если не шире. Кроме того, оставлены широченные полосы под тротуары и под зеленые насаждения.

— Зачем так строят? — спросил он первого секретаря.

Шаймиев пожал плечами.

— Запроектировали. Американский город, машины в каждой семье должны быть. В Казани тесно уже, а тут тесно не будет…

Ну и ну. Какой же это город, если дома как в поле стоят? Может, когда подрастут деревья, будет лучше?

…

На месте их уже ждали монтажники, кое-кого Соин узнал, поздоровался за руку — в Ижевске они немало строили. Вспомнили про Долгий мост[49] — не так давно ведь сдали…

Хотя как недавно — двадцать лет уже прошло.

Завод по размерам — как половина их автопроизводства. Хорошо, что уже заливают фундаменты под станки…

Интересно, двигателестроительный получится тут поместить?

…

Елабуга была совсем рядом, туда поехали через плотину. Старый, купеческий город, с историей — в Брежневе историческая только одна улица, тут село было.

Но место есть, где развернуться…

Вместе со строителями — быстро намечали места под корпуса, под железку — для такого производства не обойтись без своей станции.

Татары за всем за этим наблюдали.

Только когда закончили на месте — понятно, что нужно обоснование, проект, так пока разговор ни о чем — местные поехали «проявлять гостеприимство».

…

Брежнев был город совсем молодой, необжитой, буквально проводка еще везде торчала. Проявить гостеприимство было просто негде — никаких дач, охотничьих хозяйств в округе — не успели ничего. Засели в итоге в единственной законченной гостинице, в ресторане — только охрана выгнала посетителей. За окном — были дороги, проложенные в море грязи и снега и многоэтажки, прозванные здесь «пусковые комплексы» по номерам. Просто не верилось, что когда-то тут будет нормальный город…

— Да… — начал разговор Шаймиев — не знаешь, то ли радоваться, то ли… Любит нас центр, третью всесоюзную стройку подряд наваливает…

— Нам не легче. У нас план развития до миллионника, корпуса новые строятся…

— А как дела у товарища Марисова? Как он поживает?

— Нормально поживает. Давно с ним не виделись, у нас центральное подчинение…

— Да, да…

Соин понял намек

— Минтимер Шарипович. Работать я буду здесь. Это решено

Шаймиев смутился

— Вы не так поняли. Конечно, мы сами еще… третий проект такого уровня

— Республика многое получит…

…

— Например, центральное снабжение по Елабуге, думаю, смогу пробить.

— Да? Были бы признательны.

— Но надо и самим. У нас, например проблема с рыбой решилась своими силами. Знаете, как?

…

— За счет сэкономленного пробили через Совмин разрешение за этот счет построить два рыболовных траулера. Построили — и у нас холодильники. Теперь вся рыба с этих траулеров идет только нам[50].

— Умно, умно…

Щаймиев улыбался. Он подноготную соседей знал. За Удмуртию был великий заступник — Устинов, который тут начинал. Потому то и проходили такие вещи. Сейчас Устинова нет — посмотрим, как скоро запоете, соседушки[51]…

Брежнев, Татарская АССР. февраль 1989 года

А тем временем в другой части города разворачивались события, которые потом получат название «Брежневских событий».

Город был комсомольский, потому подростков тут было относительно мало — детей много, детям детских садов не хватало — а подростков немного. Но те, кто были — не знали, куда себя деть — досуга нет никакого, ни секций, ничего. Потому и развлечения у челнинских подростков были своеобразные. Драка. Хулиганство. Грабежи.

Но в этом участвовали не только подростки, хватало горячих голов и среди взрослых. Был так называемый «старый город», по сути, село с площадью. Там собирались как местные, так и мобилизованные на стройку жители окрестностей, разговор неизбежно сворачивал на пришлых и на то что они натворили на сей раз. Татария, сельская Татария была глубоко провинциальным и патриархальным местом. А тут приехали пришлые, с разных республик, молодые мужики, женщин мало. Дальше надо?

Каждый случай, даже не изнасилования, а просто неподобающего поведения по отношению к женщинам — становился известен и активно обсуждался. Копился счет…

…

У брежневских подростков была такая игра, очень и очень опасная. Кататься на крыше лифтов. Некоторые дома — были построены так, что у лифтов не было дверей. Пользоваться такими лифтами было очень опасно, но другого жилья не было.

И другого города не было. Было то, что есть.

Так что подростки, которые не родились здесь, а приехали с родителями — как сталкеры шастали по грязи, по стройкам, по подвалам, искали себе неприятностей. Хватало у них и «учителей» — об этом не говорилось, но в городе хватало освободившихся уголовников и вообще людей лихого нрава. Кого привлекало жилье, а кого — то, что тут работу давали всем, и в анкету не смотрели…

…

— Идет.

Первые группировки — появились в городе почти одновременно с печально известными казанскими — но казанские явно лидировали в своем влиянии. Молодая шпана приезжала сюда поездом или автобусом, иногда дрались, иногда делились опытом. Перенимали повадки — драки район на район, прописки. Сильного состава в МВД не было — милиция вся пришлая, города не знает…

Вот, прописывался Коля Тищенко, его отец приехал работать на Камаз из Харькова. Но отец на Камазе а сыну — как то надо выживать на улице. Единственный способ выживания — группировка. В группировке — нужна прописка.

В их районной кодле — верховодил Радик. Он сказал — за прописку, надо проломить голову учительнице. Зачем? На прописке таких вопросов не задают, что скажут то и делаешь. Может, Радик двояк у нее получил, может еще что.

Не сделаешь — слабак, шипак и все прочее.

Вот и стоял Коля с камнем в руке, стараясь унять сердце — а от соседнего дома шла, стараясь не провалиться в подтаявший сугроб совсем учительница. Которую приговорила группировка, за то, что кого-то сдала в милицию…

А Коле — надо было показать свою смелость. Ему и сказали — дашь этой бабе камнем по голове, пропишем. Нет…

Он сказал да — но сейчас его решимость улетучивалась как последний снег под майским солнцем…

Страшно-то как! Он должен ударить взрослого человека! Пойти против всего мира, к которому принадлежат и его мать и его отец.

Страшно!

Но он в этом мире взрослых дома и в школе — а есть еще мир двора. И он безжалостен.