– Ну конечно! «Невеста»! Скажешь тоже! – тихо фыркнула Кристина, сделав презрительную мину. – Дублерша, что ли? На случай отказа первой…

Последнее замечание она зачем-то адресовала стоявшему рядом подполковнику. Тот чуть дернул щекой, нервно сглотнул и сипло осведомился:

– Не узнаете эту женщину? Посмотрите повнимательней.

– Не-а, – помотала головой Кристина. – Точно не с нашей фирмы. И так, по жизни, в первый раз вижу…

– А вы, девушка, не узнаете ее? – видно, только для порядка спросил подполковник у Таньки.

– Нет, – серьезно ответила она. – У нас такая не работает. Это, наверное, из тех, ну, других гостей. Нет, не знаю такой. Извините, дяденьки.

– Здесь ваших дяденек нет, – сухо заметил подполковник и устало махнул рукой. – Ладно, спасибо… Следующих пригласите, пожалуйста.

Когда подружки на мягких, неверных ногах отходили от банкетки, они заметили, что поодаль стоит папа Кучинский, вдруг постаревший, будто облинялый и как бы рухнувший внутрь себя. Рядом с ним обретался Виталька, уже без франтовской бабочки и в расстегнутой сорочке с рюшками. Видок у него тоже был не из лучших – хорошенькая, обычно румяная мордашка была помята, глаза бегали, руки то и дело принимались что-то искать.

– Давай подойдем, скажем что-нибудь? – предложила Кристина тихо. – А то так пройти мимо… Будто не произошло ничего… Давай?

– Ну… давай. Только ты, а то я опять что-нибудь ляпну не по делу.

– Да уж, за тобой водится.

Близко они подходить не стали, а так, проходя, чуть задержались.

– Вы как, Пал Иосифович? – осторожно спросила Кристина и, не дожидаясь детального разъяснения, торопливо добавила: – Нам Ламарочку так жаль, так жаль! Какая жесткость!

– Да, да, ужасно, ужасно! – промямлила Танька. – Такой цинизм!.. Виталик, а ты как?

– Не фонтан, если честно, – ответил Виталька невнятно, и девушки заметили, что у него красные, отекшие глаза – неужели искренне огорчен? Плакал?!

А, ну да, уплыло же родство выгодное! А с ним и приданое, и наследство, если совсем повезет. Запереживаешь… До слез!

Незавязывавшийся диалог добил в зародыше милиционер, пробубнивший подружкам: «Проходите, не задерживайтесь!» Девчонки чвякнули что-то на прощание осиротевшим нанимателям и, не веря собственному счастью, мелкими перебежками двинулись к выходу из флигеля.

– Ты чего-то совсем бледная, – заметила Танька.

– Я не бледная, я – умытая, – нравоучительно произнесла Кристина. – Давай живей, а то опять стопорнут.

– Да, но мы куда?!

– Домой, куда ж еще?

Они уже минули половину липовой аллеи, шедшей от флигеля к воротам в чугунной ограде усадьбы.

– А боезапас? – вдруг остановилась Танька. – Чем Ламку поминать-то будем?!

– Ух, я забыла! А он там под скамеечкой лежит-скучает…

Подружки развернулись и пошли назад.

У флигеля никто не обратил на них внимания. Полусонные подозреваемые, как капли из текущего крана, по одному выкатывались из дверей, кто-то поджидал кого-то, чтобы уехать вместе, кто-то вяло обсуждал случившееся. Девчонки присели на заветную скамейку.

– Ага, здесь, родименький… Не скрали! – сказала Танька, почему-то злорадно поковыряв ногой под сиденьем. – Слушай, мне вот что в голову пришло…

– Так скажи ему, чтобы отвалил на фиг, и гребем отсюда живо! – буркнула Кристина, хотя сама сидела и старательно красила губы.

– Не рычи, подруга. Я подумала, что, если эту девчонку придушили в сортире, значит, тот, кто это сделал… тоже баба?!

– Ныобызытельны, – сказала Кристина, захлопнула пудреницу, бросила ее в сумочку и встала. – Пошли! Меня уже тошнит ото всего этого.

– Ну да… А почему «не обязательно»? Кто ж еще туда зайти мог – в бабий нужник-то?

– Кто угодно. Могли потом притащить.

– Ой, ну ты скажешь! Тут же люди кругом… Да, а почему она невестой одета?

– Точку перепутала, блин! На чужую свадьбу приперлась – за это ее конкретно и придушили!.. Ну чего ты пристала, Таньк?! Светлое платье могло быть на ком угодно – не поминки же, в конце концов?! Пошли! Все наши, прикинь, уже дома, душ принимают…

Кристина быстро, почти бегом, посеменила по дорожке к аллее, Танька, хочешь не хочешь, тоже взяла низкий старт. Они дошли почти до выхода из парка, когда Танька, обиженно молчавшая, вдруг выдала:

– Не знаю, кто пристукнул Ламарку, а вот ту, другую, точно задушил сам Виталик преподобный!

– Что?! – поперхнулась Кристина, резко останавливаясь. – Ты что, совсем с катушек?…

– И вовсе не с катушек, – с хитрым видом поджала губки Танька. – Эта девчонка точно Виталькину свадьбу расстроить хотела… В прикиде подвенечном явилась, чтобы права прокачать, реально!

– Ну, – задумалась Кристина, – а может, может… Так – или я, или она!

– Да точно! На Витальку много охотниц было, а эта, поди, самая упертая… Ну он ее и того… чтоб под ногами не крутилась. Если б его в сортире с невестой, тем более не с Ламкой, зас тукали, это бы не очень здорово смотрелось. А, как? Нетерпением любовным тут не отмажешься!

Кристина с Танькой дружно прыснули, неплохо представляя себе нетерпение, которое за неимением под рукой будуара в розовых тонах можно было по-быстрому реализовать в кабинке музейного сортира. Они похихикали еще немного, но вдруг Танька оборвала смех:

– Ой, ну бли-и-ин! Я ж опять бутылки эти долбаные забыла! А все ты – «пошли, пошли»!.. Как хочешь, а я вернусь! Надо ж, совсем заболтались, а?!

– Ладно, давай скоренько… Я тебя здесь подожду.

Танька почти бегом, насколько позволяли туфли на каблуках, уставшие ноги и подол, заплетавшийся между щиколоток, ринула назад. Навстречу ей попалась еще парочка-другая отпущенных – временно, временно! – на свободу бывших гостей, нелепо смотревшихся из-за вечерних нарядов и хмурых, недовольных физиономий. Кто-то поглядел на нее со слабо выраженным недоумением, а вообще всем, кажется, эта ее пробежка была до фени – был седьмой час утра. А с начала торжества прошли чуть ли не сутки…

У самого флигеля было совершенно пусто – вероятно, все разошлись. Разошлись?

Ну, ловко заныканная пара бутылок хорошего вина – это, конечно, замечательно, однако… Может, там еще что-то осталось? Тем более Танька, как профессиональная халявщица, хорошо запаслась пакетами. Они, плотненько свернутые, как дежурная пачка презервативов, всегда хранились на дне ее сумочки.

Танька осторожно, стараясь не стучать каблуками, приподнимая подол, поднялась на крылечко флигеля, приоткрыла тяжеленную дверь. От куда-то слушались приглушенные голоса, но ни кого не было видно, и Танька быстро поднялась в бальную залу. Там было сумрачно, душно и стоял тяжелый запах активно портящейся еды.