– Иди за мной. – Тут я заметила, что Саймон прихрамывает. У стены стояло инвалидное кресло. – Бедняжечка ты мой, – сказала я. – Может, сядешь сюда? Для пущего правдоподобия. – Он недоверчиво посмотрел на кресло. – Ну, садись скорее!

– Слушаюсь, мисс.

Он сел в кресло, и я повезла его по коридорам в поисках свободной палаты.

В одной из них в кровати лежал мужчина. Голова его была забинтована.

– Помогите! – возгласил он, увидев нас в дверях. – Помогите мне!

Я вырулила обратно в коридор.

– Может, нам надо ему помочь? – спросил Саймон.

– Времени нет, – ответила я и свернула направо.

Молодая женщина вела под руку старика.

– Где ты оставил свою коляску, папа? – крикнула она. То ли она на него злилась, то ли старик был глух как пень.

– Где моя коляска? – повторил он. Проезжая мимо, я окинула их суровым взглядом, давая понять, что они мешают.

– Должна признаться, терпеть не могу стариков, – сказала я Саймону. – Мне кажется, они сами виноваты в том, что стали такими. Надеюсь, от этого ты не станешь относиться ко мне хуже.

– Осторожнее! – крикнул он, потому что я едва не врезалась в какого-то больного. – Ты не можешь помедленнее?

– Не время медлить, мой господин, – сказала я, еще прибавив шагу. – Дорога каждая минута. Моя мама считает, что начатое нужно доводить до конца. Когда мы были маленькие, она все время говорила нам: «Не мешкайте! Не мешкайте!», и мы никак не могли понять, о чем это она.

Минут пять я с наслаждением играла роль медсестры – на прямых участках развивала огромную скорость, в повороты вписывалась, почти не тормозя. Никто из персонала нам не попадался, только больные: они бродили по коридорам, держась за стенки, и искали на полу объедки.

– Я видела по телевизору балерину в инвалидном кресле, – сказала я. – Она могла только руками махать. Было еще одно шоу, про инвалидов в Голландии. Там есть публичный дом, оборудованный специальными подъемниками, чтобы и калеки могли вкусить радости секса.

– Пожалуй, лучше остановиться, – сказал Саймон и потянулся к ручке тормоза.

– Не порть песню, – сказала я, стукнув его по руке. Мы заехали в палату с четырьмя кроватями.

– Принесите соку! – сказала какая-то женщина.

– Я здесь не работаю, – объяснила я.

– Прошу вас! – взмолилась она. – Что угодно, хоть стакан воды. Столько дней ни глотка!

– Сколько дней? – поинтересовалась я.

Она не успела ответить, потому что вторая завопила:

– Этель! Этель! Этель! – Телевизор орал, и понять, что происходит, было почти невозможно. – Этель! Этель!

– Воды! Воды! Пожалуйста! – молила первая.

Занавеси вокруг третьей кровати были задернуты. Я надеялась, что хоть она пуста – вида еще одного больного я бы не вынесла. Я раздвинула шторы. Под одеялом происходило что-то странное. Присмотревшись, я поняла, что это моя сестра совокупляется со Стивом Хартли.

– Бог ты мой! – сказала я. – Что вы тут вытворяете? Ты действительно больная. И еще говоришь, что я бесчувственная! Его мать умирает!

– Я его утешаю, – сказала Мариэтта, приподняв голову. – Он меня вызвал.

– Что такое? – спросил Стив, стащив с головы простыню.

– Я нужна ему, – сказала Мариэтта. – Будь добра, скройся. В стрессе люди иногда ведут себя странно.

– Вы занимаетесь сексом прямо на глазах у всех этих людей!

– Тс-сс, – сказала моя сестра. – Потише, пожалуйста. Мы оба одеты. Ничего не происходит.

– Вы думаете, этим дамам приятно слушать, как вы тут пыхтите и стонете?

– У них у всех болезнь Альцгеймера, Мод, – сообщила Мариэтта. – Они не понимают, что происходит вокруг.

– Когда я уеду, все это будет в вашем полном распоряжении, – сказала вторая старушка. – А пока что я надеюсь на вашу помощь.

– Как вам помочь? – рассеянно спросила я, подойдя к ее кровати. Она протянула ко мне свою дряхлую ручку – ну просто скелет, обтянутый посеревшей кожей, – и пребольно меня ущипнула. – Ой! – вскрикнула я.

– Попалась! – радостно заверещала она. – Попалась!

– Поехали отсюда, – сказала я и выкатила коляску с лордом в коридор.

– В этой больнице есть врачи или медсестры? – спросил он. – Может быть… не знаю, как сказать… думаю, мне лучше проконсультироваться у специалиста. – Он попытался встать, но я придержала его за плечи.

В следующей палате лежали двое мужчин, оба с закрытыми глазами.

– Мы только на минутку зайдем в туалет, – сказала я. Ответа не последовало. – Наверное, это посетители. Прилегли отдохнуть. Давай не будем шуметь. – Я подвезла коляску к двери туалета. – Вставай, – сказала я. – Коляска не проедет.

Саймон, пошатываясь, зашел внутрь, я за ним.

– Мне расстегнуть брюки? – спросил он.

– А как иначе я осмотрю твой нарыв? Все сними и наклонись.

– Слушаюсь, мисс. Я, право, так смущен…

– Веди себя как менш.[7]

– Как кто?

– Менш, – повторила я. – Как балбатишер[8]человек! – Оказывается, я, сама того не замечая, нахваталась у Тео всяких словечек.

– Прости, но я не вполне тебя понял, – сказал Саймон.

– Некогда объяснять, – сказала я. – Обнажайся, дорогой!

Он нервно засмеялся.

– Не могла бы ты, пока я разоблачаюсь, закрыть глаза?

Я зажмурилась и не открывала глаз, пока он не позволил. Он стоял, опершись на ванну и отклячив ягодицы.

– Если будет больно, можешь кричать, – разрешила я.

– Прости? – переспросил он.

– Ничего не вижу.

– Ты уверена? Справа внизу.

– Это что, розыгрыш? – спросила я.

– А? Что ты, конечно же, нет! Ты действительно ничего не видишь?

– Подожди-ка! – сказала я. – Что-то есть.

– Да? И что же? Говори скорее!

– Крохотное красное пятнышко, – сказала я.

– Черт! – воскликнул он. – Это я и так знаю. И что мне делать?

– Оп-па! – сказала я. – Погоди-ка… Это просто пушинка. Красная пушинка.

Он вздохнул, натянул штаны и повернулся ко мне. Мы стояли почти вплотную друг к другу. Между нами был только унитаз. Руки его дернулись, словно он дотронулся до оголенного провода, и он прижал меня к себе. Его коралловые уста вытянулись в трубочку и приникли к моим.