– Ну, ты же сама сказала: она просто забыла нас пригласить, – Белинда глуха к любым возражениям. – Это бывает. Я хочу сказать, я и сама такое допускала раньше и, поскольку я тоже хозяйка, то понимаю, что такие вещи случаются. Что значит такой пустяк, как приглашение, между друзьями?

– Но у нас нет приглашения, – настаивает Мэри. – Что, если она не хотела нас приглашать?

– О, не будь глупой, дорогая, – говорит Белинда. – Она пригласила всю долину – собственно, мою долину. Невозможно устроить вечеринку в моей долине, не пригласив меня. Это смешно! Очевидно, что бедняжка допустила ошибку, но, как взрослый человек, я готова простить ей эту неловкость и посетить ее вечеринку. Это так просто.

– Но сегодня днем приезжает майор Честер. Мы не можем оставить его и его жену одних завтра – они ждут, что им каждый вечер будут подавать ужин.

– Успокойся, Мэри. Майор Честер – это практически семья, он не будет возражать, если мы поедем на вечеринку. В любом случае у меня есть своя жизнь, я не могу развлекать всех гостей одновременно. Они называют себя отдыхающими – вот пусть идут и отдыхают, Не прибегая к моей помощи. И не думай, что ты останешься присматривать за ними. Ты идешь Со мной.

– Ты правда думаешь, что это хорошая мысль? – спрашивает Мэри тоном, близким к мольбе.

– Да, я так думаю. И больше никаких споров, – отрезает Белинда, отправляясь на кухню, дабы обозначить, что дискуссия окончена. – Ты застелила постель майору?

– Да.

– Как следует?

– Да, как следует.

– Ты положила чистые полотенца?

– Да.

– Хорошо. Не могла бы ты пройтись с веником по первому этажу?

Пока Мэри подметает, мать шествует по террасе с биноклем на шее. Она обходит свою собственность, как животное, метящее территорию, останавливаясь на выгодных позициях, чтобы ближе и тщательнее разглядеть, что происходит на той стороне холма. Она смотрит, как желтые строительные машины карабкаются туда-сюда по подъездной дорожке, покрывая ее слоями гравия. Ей виден поток маленьких белых грузовичков, которые завозят в дом деловитых людей. Пока она наблюдает, один из грузовиков застревает в начале подъездной дорожки. Белинда улыбается. Чем больше усилий прилагает водитель, чтобы выбраться из грязи, тем лучше она себя чувствует.

– Ты знаешь? – говорит она громко. – Знаешь, Мария, дорогая…

– Мм-м, – отвечает Мэри, сметая пыль и волосы с балкона.

– …пожалуй, участок вокруг бассейна надо почистить. Интересно, нам удастся заполучить сюда Франко сегодня днем? – Она поворачивается лицом к балкону с окном и к кухне. – Мм-м… Как ты думаешь, Мария?

– Думаю о чем? – бормочет Мэри, опираясь на швабру.

– О том, чтобы пригласить сегодня днем Франко. Чтобы он выполнил кое-какую работу.

– Ну хорошо, Франко, – колеблется Мэри. – Гм ,. Ну, если ты считаешь, что тебе это нужно.

– Мне правда нужно. От него ужасно много пользы. – Белинда снова отправляется к телефону, на ходу поправляя накладные плечи.

Пока громкий, ломаный итальянский матери дребезжит где-то на заднем плане, Мэри накрывает на террасе стол для ленча. И вправду с мастерством профессионала она ловко раскладывает ломти белого хлеба и сыра, расставляет тарелки с нарезанными помидорами. Загоревшая, порозовевшая со времени своего приезда, Мэри теперь разительно отличается от того прозрачного, будто из-под земли выкопанного существа, которое ее мать подобрала на станции почти месяц назад. Бегая вверх-вниз по лестнице, чтобы поменять простыни и разобрать постели в комнатах гостей, она окрепла и приобрела хорошую форму. Возя тяжелые подносы, нагруженные тарелками с недоеденными макаронами с сыром, нарастила мышцы на руках. Но эти перемены были едва уловимыми, постепенными, и Мэри не заметила, как они произошли. Она обратила внимание только на свой загар, золотистый и ровный, но все прочие случившиеся метаморфозы прошли мимо нее.

Впрочем, за последнее время многое прошло мимо нее. Изолированная от ровесников, ставшая домашней прислугой, Мэри провела большую часть прошлого месяца в собственном мире. Она сидела и слушала разговоры за ужином у матери. Она открывала рот, только чтобы ответить на вопросы, заданные непосредственно ей, и то лишь в том случае, если ее не опережала мать, которая, кажется, больше au fait, чем она сама, насчет сердечных и профессиональных дел дочери. По вторникам и четвергам является некоторое облегчение – Джулия, кузина Бьянки из соседней долины. Во время уборки дома она сплетничает с Мэри по-итальянски. Их веселая болтовня раздражает Белинду, и она пытается найти для Мэри другую работу, когда приходит Джулия. Итак, когда Белинда садится за стол для ленча и объявляет о том, что днем придет Франко, Мэри немного огорчена.

– Во сколько точно он сказал, что придет? – спрашивает она, отрезая ломтик сыра.

– Он пользовался часами, которые показывают все двадцать четыре часа. Поэтому никто не может быть уверен, какое время он имел в виду по-английски, не говоря уж об итальянском, – увиливает от прямого ответа Белинда и машет рукой. Она широко открывает рот и тянется навстречу своему бутерброду с сыром. – Но, – она жует, челюсти ее перемалывают пищу, рот раскрыт, еда смачивается слюной, – сегодня днем, в какое-то время, – заключает она.

– А, – говорит Мэри, разрезая пополам дольку помидора. – Полагаю, я в это время буду в доме готовить ужин или что-то в этом роде.

– В этом нет необходимости, – говорит Белинда, глотая и слегка закашлявшись. – Мы можем разморозить для майора что-нибудь готовое. Он в любом случае не заметит. Я хочу, чтобы ты помогла Франко.

– Да? – спрашивает Мэри, откладывая нож и вилку; ее щеки розовеют под загаром.

– Да, – фыркает Белинда. – Нужно перетаскать массу камней с дорожки, и ты можешь ему помочь.

– А-а.

– Я перенесу свой шезлонг к бассейну и буду управлять процессом оттуда. Я не могу оставить вас двоих наедине, – смеется она. – Кто знает, что может произойти?

– Не глупи, мам, – говорит Мэри, уставившись с тарелку.

В половину четвертого того же дня Франко шагает вниз по склону холма по направлению к Белиндиному бассейну в форме почки. На нем только джинсы и сандалии, над головой он держит тяжелый шезлонг. Белинда идет впереди него и кричит, подгоняет возгласами «bene», а Мэри ступает позади, любуясь каждым напряженным бронзовым мускулом на его прекрасной спине. Вырезанный, слепленный, вырубленный из самого блестящего и мягкого материала, – каждая мышца отчетливо видна, каждый мускул ясно очерчен, – Франко движется как пантера и выглядит как бог. Мэри буквально парализована его видом, так парализована, что забывает отвернуться, когда он ставит шезлонг на землю.

– Va bene cosi? – спрашивает он Белинду.

– О, bene, bene, bene! – звенит Белинда, топчась на месте и хлопая в ладоши от воодушевления, лицо ее расплывается в широчайшей улыбке.