Питт кивнул:

— Бланшар упомянул об этом в письме. Полагаю, он знает, что я беру плату за свои услуги. Одна гинея вперед.

— Она у меня с собой, — сказала Агнесс, все больше нервничая под внимательным, изучающим взглядом Питта.

Агнесс сунула руку в карман и от прикосновения к золотому диску на мгновение почувствовала успокоение. Достав монету, она положила ее на стол.

Маркус Питт снял с пояса бронзовый ключ, отпер ящик стола и достал обитую железом коробку. Затем, выбрав на связке другой ключ, открыл коробку, положил туда монету и снова запер.

— Теперь расскажите мне подробно, что случилось. Но не слишком быстро — я должен все записать.

Агнесс поведала о событиях так, как ей было рассказано, упомянув, что в мастерскую залез грабитель, что дежурившему ночью подмастерью перерезали горло от уха до уха и что ничего, кроме чаши для охлаждения вина, украдено не было. Мистер Питт записывал детали в свою книгу очень быстро, мелким витиеватым почерком, не позволяя себе никаких комментариев. Кончив писать, он поднял голову:

— Пожалуйста, опишите эту чашу.

К счастью, Теодор показал ей подробный рисунок, и Агнесс, не признаваясь, что никогда не видела этого изделия, описала его в меру своих возможностей.

— Она была просто огромной — почти в три фута диаметром и в два высотой, сделана мастерски, украшена русалками, дельфинами, тритонами, лошадьми и фигурой Нептуна со щитом, на котором был выгравирован герб патрона.

Последовала короткая пауза, во время которой Питт резво писал в своей книге. Затем, откинувшись на спинку кресла, он посмотрел на свои руки, сцепил пальцы под подбородком и взглянул на нее с прямотой, обеспокоившей Агнесс:

— Вы упустили самую важную деталь.

— Что вы имеете в виду, мистер Питт?

— Вес.

От смущения Агнесс покраснела, но взгляда не отвела.

— Тысяча двести унций.

Питт мигнул, расширив глаза в насмешливом изумлении.

— Тысяча двести унций, — медленно повторил он. — Тогда ничего удивительного, что Теодор Бланшар попал в тяжелое положение. Любопытно, что скажет сэр Бартоломео Грей, когда узнает, что чаша пропала? Насколько я понял, чашу для охлаждения вина оценили и должным образом заплатили налоги?

— Простите, сэр? — сказала Агнесс, сразу вспомнив разговор с Томасом Уильямсом накануне вечером. Не хочет ли Питт сказать, что от уплаты налога уклонились? Какая ему разница? Затем, дабы Питт не догадался, о чем она думает, Агнесс быстро сказала: — Думаю, что так, мистер Питт, хотя я не понимаю, какое это может иметь значение. Эта чаша — изделие уникальное. Вы точно не ошибетесь, вне зависимости от того, будут на ней клейма или нет.

— Полагаю, вы правы, — согласился Маркус Питт, почесывая бровь и изображая задумчивость, хотя губы его все еще складывались в улыбку. — А теперь, миссис Мидоус, позвольте мне объяснить вам, как работает моя система.

— Конечно, сэр.

— Я порасспрашиваю своих многочисленных знакомых и, возможно, помещу объявление в паре изданий, а когда что-нибудь обнаружу, пошлю своего молодого помощника за вами.

Питт сказал это с торжественностью, более подходящей стряпчему или доктору, чем человеку, который господствует над преступным миром города и пользуется услугами воров.

— Сколько времени все это займет? — почтительно спросила Агнесс.

— Не больше трех-четырех дней, — ответил Маркус Питт. — Надеюсь, что мы сможем получить удовольствие от общества друг друга еще до конца недели.

— Мистер Бланшар будет рад это слышать.

— Ну, разумеется, — спокойно ответил Маркус Питт, — у него тысяча двести унций серебра на кону. Как ни крути, а это солидная сумма.

— А преступник, который это совершил, тоже будет найден? — спросила Агнесс.

Лицо Питта внезапно стало печальным.

— Это очень сложный вопрос, миссис Мидоус. Иногда предпочтительнее удовольствоваться найденной собственностью и не заглядывать дальше. Понимаете, мое дело основывается на доверии преступников. Мистер Бланшар меня поймет.

Агнесс молча кивнула. Убийца Ноя Праута останется на свободе, только бы дело Питта процветало. И Теодор тоже не станет возражать, если ему вернут пропажу.

Питт, похоже, почувствовал ее сомнение и, не давая времени на раздумье о несправедливости происходящего, встал и поклонился:

— Я буду считать дни до нашей встречи, если, конечно, вы не согласитесь прекратить мое томление раньше.

Агнесс неуверенно посмотрела на него:

— Не думаю, что понимаю вас, мистер Питт.

— Тогда это моя вина, что я не смог объясниться понятно. Не согласитесь ли вы пойти со мной в пятницу в Новый театр? Я пошлю пару помощников, чтобы они заняли нам места в партере, и мы сможем сначала поужинать. Я развлеку вас по-королевски и подарю вам ночь, которую вы не забудете.

У Агнесс закружилась голова. Она не помнила, когда в последний раз ее куда-нибудь приглашали. Ее манеры отпугивали большинство желающих, и мало бы кто рискнул предложить ей подобное. Лицо ее залилось краской. Предложение ей польстило, но она сурово напомнила себе, что, невзирая на свои манеры, мистер Питт вовсе не джентльмен, а преступник, да и она представлялась не той, кем была на самом деле. Вне сомнения, Питта куда больше привлекло ее предполагаемое занятие, чем чары.

— Это очень щедрое предложение, мистер Питт. Пожалуйста, не думайте, что я не ценю оказанную мне честь. Тем не менее я сожалею, что не смогу сопровождать вас. У меня есть обязательства, которые запрещают вечерние развлечения.

Когда она говорила, Агнесс отдавала себе отчет, в ее голосе звучало больше сожаления, чем холодности, и она понимала, что Маркус Питт — человек, искушенный в женских хитростях, — заметит это. Он кивнул, пожал плечами и вздохнул с наигранным сожалением:

— Спелая ягодка всегда вкуснее. Тогда до следующей встречи. — Он обошел стол и помог ей встать со стула. Затем, прежде чем она успела понять, что происходит, взял ее руку и поцеловал. — Значит, до воскресенья, если Бог будет милостив. Всего вам доброго, миссис Мидоус.

— Всего хорошего, мистер Питт, — сказала Агнесс, словно обжегшись, отдергивая руку.

Ощущение от его мягких губ и колючего подбородка не было неприятным. Вопреки ожиданию, она не почувствовала отвращения, вместо этого по ее венам пробежал жар, как после глотка бренди. Агнесс тут же укорила себя. Все это соблазн легкомысленной жизни, сурово сказала она себе. Почему она своевременно не надела перчатки? Вдруг она мысленно увидела себя с разбитой губой и синяком под глазом. Когда тебя бьют, оттого, что мужчина, наносящий удары, красив и порой очарователен, не менее больно. Это уже было один раз, и больше на эти грабли она не наступит.

Покинув Маркуса Питта, Агнесс испытала не только новый приступ страха, но и недоумение. Кроме вопроса о налогах, ее беспокоила фраза, постоянно звучащая в ее голове: «Любопытно, что скажет сэр Бартоломео Грей, когда узнает, что чаша пропала?» Теодор особенно настаивал, чтобы она ни в коем случае не говорила, что чаша была изготовлена по заказу сэра Бартоломео Грея.