водила резко обернулся, посмотрел на меня и разочарованно вздохнул. – Скоро Бог-Творец всё уничтожит.

Никогда не пристёгиваюсь на заднем сиденье, но тут решил пристегнуться.

– Вы православный? – поинтересовался я на всякий случай. Таксист, припечатывающий своих пассажиров огненными пророчествами, стал меня занимать.

– Я выше этого, – сухо ответил он, и по тому, как на голове его приподнялись редкие белёсые волосёнки, я догадался, что водила-пророк под впечатлением собственных слов поймал холодную торжественную судорогу.

– Выше православия?

– Да, и вообще выше любой религии.

Разумный человек после этих слов попросил бы остановить машину, расплатился и вышел. Но не я.

– Но вы же признаёте Бога-Творца, Который всё разрушит. Как же вы служите Ему?

– Кому служу? Богу? Нет, что вы, я выше этого! – Водила-пророк на секунду замер, а после извлёк из себя одну из самых пошлейших и остывших мыслей на свете. – Бог у меня внутри.

Извлёк и остался доволен собою.

– У вас есть семья? – Не каждый день встречаешь человека, который выше всего на свете, вот и интересуюсь.

– Нет, ну что вы. Я свободный человек, привык идти наверх, а семья ведь тянет вниз…

Так и сказал – «идти наверх».

Ну ладно, думаю, наверх так наверх, хрен с тобой, но стало интересно, как он на этот верх идёт.

– А как вы наверх идёте?

– По-разному… – водила задумался. – Медитирую. Не употребляю плоть животных. Ем очень мало. Могу не есть три дня. Вообще люблю голодать. Голод, знаете ли, очищает… И раз в год пью алкоголь.

Ну, думаю, хоть что-то человеческое осталось в этом сверхчеловеке!

Жаль только, что уже подъезжали, разговоры об употреблении спиртного (какое, как часто, в каких количествах, как, под какую закуску и т. д.) одни из самых занимательных: через них, как через хороших знакомых, всегда можно выйти на интересные темы.

– А почему раз в год-то? – спрашиваю.

– Обнуляюсь… снимаю так напряжение… – Водила обернулся, наскоро оглядел меня цепким взглядом командира, выбирающего бойца для важного задания. – Покупаю хороший дорогой виски и выпиваю за вечер целую бутылку! – раскрыл он один из секретов своего восхождения. – Недавно вот, в конце июля, как раз и обнулился…

Расплачиваюсь, благодарю и выхожу. Уже в дверях интересуюсь, а какой такой чудо-вискарь покупает раз в год для обнуления пророк на «рено-логане». Вдруг тоже соберусь «наверх».

Таксист ещё раз вгляделся в меня и заговорщицки ответил:

– «Вайт Хорс». «Белая Лошадь», если по-русски, – сжалился над пешим, перевёл.

Я кивнул – мол, ок, уяснил; заодно этим кивком и попрощался.

По пути к дому мной внезапно овладел такой голод, будто не ел три дня, и с этим чувством пришло озарение, что тощий водила с тонзурой – никакой не водила, а сам Голод – Всадник Апокалипсиса на вороном коне, вестник планетарного голодомора, обнулённая «белой лошадью» сущность, исследующая мир, который должен вот-вот сгинуть; сущность, чуждая всякому служению, поклонению, сочувствию.

Эта мысль так меня покоробила, что за ужином влил в себя триста граммов самогона, съел три стейка, и Конец Света, как бы я его ни чаял, перестал маячить в ближайшей перспективе.

Ничто так счастливо, так блаженно не отупляет потревоженное ужасом грядущего сознание, как спиртное и жареная плоть млекопитающих.

14.08.2020

Ричард Семашков:

Хочу немного рассказать вам о своём отце.

Родился и жил он в маленьком городке Тульской области. Прежде он имел название Сталиногорск, но затем был переименован слабыми духом людьми в Новомосковск. Родители моего папы были простыми рабочими людьми и поэтому сильно удивились, когда человек, которого они назвали Владимиром, с самого детства начал проявлять интерес к пению и сочинительству стихотворений.

Закончив физкультурный техникум, он пошёл в театр – спел перед комиссией свои песни, и его сразу взяли. Там он познакомился с моей мамой и, женившись на ней, начал создавать потомство. Когда ему исполнилось двадцать пять лет, у них было шестеро детей: Ричард, Ассоль, Ангелина, Мария, Лев и Настя.

Несмотря на то что занятие музыкой он считал своим главным призванием, он начал много и усиленно работать. То пригонит машины из Калининграда в Новомосковск, то выкупит маленькую фирму мороженого, то откроет первый в городе продуктовый магазин в жилом здании. Ни с какими документами никогда не возился – просто придумывал свои авантюрные идеи, а все вокруг бегали и пытались их воплотить в жизнь. Всё имущество он всегда записывал на мою маму, планировал всю жизнь прожить с ней и никогда не боялся остаться ни с чем.

Я всегда находил в нём огромного, доброго, честного, парадоксального, но при этом нервного и мучающегося какими-то неизведанными вопросами человека. Уже потом я понял, что это за вопросы, понятное дело, на них не было ответов.

Отец был для меня самым главным, важным и любимым человеком в жизни. Я был папенькиным сыночком и впоследствии сам стал на него сильно походить. Это радовало его. В некоторой степени он стал чувствовать себя менее одиноко.

Без моей мамы папа не представлял своего существования. Любил её крепко, страстно и нервно.

Всю жизнь планировал перевезти нашу семью куда-нибудь на море, но дети росли и рассыпались кто куда. Музыкальная карьера не сложилась, хотя в ней были интересные взлёты, крутые музыканты и хорошие альбомы.

В сорок лет в нём что-то надломилось, и он стал сильно пить. В какой-то момент я со своей молодой женой переехал к нему в город (к тому времени я уже пытался как-то устроиться в Москве), чтобы периодически помогать ему не умереть.

За восемь лет он полностью исчерпал своё бычье здоровье и, со всеми примирившись, уехал с мамой в Батуми.

Там он прожил полгода – выехать не мог из-за карантина, но, честно говоря, не очень-то и хотел. Толкал уставшее сердце маленькими глотками коньяка и мирился с собой, с Богом, с мамой. Со всеми наконец-то смог договориться.

Маме сказал, что если с ним что-то случится, то он желает остаться на море. Умер у неё на руках без страха в глазах.

Авторитетные грузины, с которыми он сдружился в ресторане, организовали всё по высшему разряду. На горе в Батуми его отпели и похоронили – мама положила букет полевых цветов – другие ему не нравились. Шёл дождь – хорошая примета. Грузины уважительно кивали.

Так мой папа переехал на море.

04.09.2020

Герман Садулаев:

А ведь я точно как тот таксист. И плоти животных не ем. Разве что обнуляюсь немного чаще. Гораздо чаще. И не только алкоголем. А вообще всем. Жизнью.

Воспаришь над суетой, идёшь, размышляешь о редукции окончания «а» существительных мужского рода в