Во-первых, имеет значение, скажем упрощенным языком, величина и сила травмы.

Если травма единичная, или не повлекла за собой сильного стресса, или ребенок прожил ее с ресурсом – была поддержка, или своих сил хватило, чтобы не сломаться, – тогда ему «достаточно» осознать что-то, и у него сценарий пропадает.

Вот, например, у меня была такая история: я очень хотела, чтобы терапевт мне улыбалась, когда я приходила на сессию, а терапевт мне не улыбалась. Она вообще была не слишком улыбчивой, да и не знала, что я хочу, что вполне естественно. Меня это расстраивало и обижало.

Однажды я решила с ней об этом поговорить. Терапевт меня выслушала, сказав, что, вероятно, у меня сохранилось ожидание с раннего детского возраста, и мне не хватило радости родителей, когда они меня видели.

И тут всплывает как осколочное воспоминание: родители ждали мальчика, а родилась девочка. Я всегда это знала, но знала, скорее, умом, чем осознавала связь между потребностью и тем самым опытом.

Я стала думать о том, что они были обескуражены и расстроены, и я, будучи ребенком, уловила это расстройство (помните, как мы подробно говорили о связи родительских эмоций и состояния ребенка?)

Улыбок, скорее всего, было мало, или было мало для меня, то есть субъективно было недостаточно. И вот теперь эта нужда была спроецирована на терапевта.

К слову, это и есть задача терапевта: «поймать» на себе ожидание своего клиента и предположить, что за нужда не была реализована и теперь проецируется на значимых людей?

Я не помнила эту ситуацию, но смогла вжиться в нее с помощью тех чувств, которые актуализировались сейчас. То есть мне удалось те чувства, которые, казалось, возникли «здесь и сейчас», перенаправить туда, когда они действительно возникли – в «там и тогда».

Мне удалось пережить грусть, печаль того, что все это случилось, и меня отпустило навсегда. Больше мне не нужно было встречающих улыбок.

А вот в случае с женщиной, про которую я рассказывала, все было посложнее. Простого осознания было недостаточно.

Итак, для восстановления целостности важно установить, какой силы и величины была травма и насколько она заряжена. Например, насколько голодной (неудовлетворенной) была потребность. Насколько ребенок хотел, чтобы его оценили по достоинству и как много вкладывал энергии в то, чтобы получить желаемое.

Вот эта сумма вложений, чтобы изменить отношение к себе, тоже влияет на заряженность травмы.

Возможно, придется травму «горевать». Или пережить злость, что, как я ни старалась, ничего не вышло. Иногда остается отщепленным какой-то важный эпизод, и он продолжает влиять, пока его не вспомнят и не осознают.

Значит, нужно время. Нужно вспоминать и проговаривать. И терапевту тоже нужно запастись терпением, не ждать быстрых изменений, а верить, что, если что-то не завершено, значит, какой-то процесс все еще не прожит.

Итак, есть масса причин, почему человек не продвигается. Могут также отрицательно влиять ожидания к себе: «Ну сколько уже можно?» и злость на себя: «Хватит уже ныть, возьми себя в руки».

Очень важно принимать себя в своих процессах – «Я иду столько, сколько мне нужно, и настолько быстро, насколько я могу».

Злость и ожидания к процессу заметно тормозят исцеление. Эти чувства воспроизводят травму насилия, то есть кто-то внутренний (критик) проявляет насилие к другому внутреннему (ребенок), и сценарий не распутывается, а усугубляется.

Поможет внутреннее разрешение: «Сколько понадобится мне времени, столько я и буду выбираться из этой травмы».

Второй важный нюанс – когда вы были ребенком, вы были не равны с родителем. Вы остались в позиции жертвы. А тот человек, который проявлял насилие к вам, обладал властью, он остался большим и грандиозным. Сила такого не-равновесия закрепляется страхом перед этой фигурой, даже если никто на самом деле не угрожает.

Такой страх появляется всякий раз, когда нужно выйти «за рамки дозволенного». Что бы для вас это ни значило.

Кому-то страшно «не хотеть» то, что хочет значимый человек, другому – обозначить границы.

Поэтому очень важно выйти за рамки сценария «Я маленький и слабый, а он – сильный и большой».

Например, одна клиентка рассказывала мне, как ее запугивал отец. Отец был буйным алкоголиком и мог ударить ни за что. Дома рядом с ним невозможно было расслабиться, было очень страшно. И нахождение в собственном доме для этой девочки было пыткой. Эта женщина, несмотря на то, что у нее есть бойцовские качества, в каких-то определенных ситуациях впадает в ужас.

Ее пугает начальница: есть определенные триггеры, которые срабатывают и напоминают отца.

Другая родительская фигура может восприниматься как грандиозная: например, муж или терапевт.

И эту грандиозность нужно «выровнять». То есть вернуть клиенту ощущение, что она не маленькая беззащитная, а равная. Для этого нужно работать с тем самым процессом деидеализации, про который я писала выше. Потому что представление о том, что отец сильный и всемогущий, – это идеализация, как бы странно это ни звучало. На самом деле он слабый, не справляющийся со своей жизнью человек, который вымещает свою боль на тех, кто физически слабее и зависит от него.

Мы очень много внимания уделяем выращиванию внутренней Доброй матери или Мудрого отца, которые защищают этого «ребенка».

Этот процесс невозможно прожить «через голову», поэтому я приглашаю вас к терапевтической работе с травмой.

Сложность травмы в том, что травмированный человек держит все при себе, не выпускает наружу, потому что не доверяет, ему стыдно. А для того чтобы залечить травму, нужно наоборот рассказывать и делиться. Если вы замечаете, что вы не можете никому довериться, значит эта боль остается с вами, и она начинает поражать не только психику, но и тело. Любым способом нужно найти возможность делиться.

Так вот, возвращаемся к ситуации выравнивания, любым способом нужно вернуть этой грандиозной фигуре лицо.

Вы можете вспоминать о том, как вам не хватало ресурсов, вы тоже в каких-то ситуациях на кого-то наорали, то есть были несовершенны, не справлялись… Попробуйте опереться на свою человечность, чтобы понять, что ваш насильник тоже был человеком, а не божеством. Так вы поможете себе уравнять его в правах с вами.

У ребенка нет способности дорастить картину мира до целого. Он эгоцентричен, как это ни странно, и из-за этого страдает. Он думает, что, действительно, он во всем виноват. Он не может понять, что другой человек тоже участвует, он что-то вносит в отношения. Вносит свои ограничения, свою неспособность с чем-то справляться. Свое злоупотребление властью в конце концов.

Неосознанный родитель травмирует своего ребенка.

Травматик сам вынужден себя исцелять, достраивать картину до целого.

Очень важно о травме говорить. Говорить столько, сколько нужно. Говорить в своем темпе. Если страх не проходит – значит, еще не подняли какой-то эпизод. Возможно, какой-то процесс не завершен. Не выговорили что-то. Не хватает выравнивания, что вы равны с насильником, он не грандиозный. И если удастся взять на вооружение все эти рекомендации, то тот процесс, который у вас застрял, сможет пойти быстрее.