Теперь бабочка вела Т. за собой, потихоньку увлекая в заросли, казавшиеся ему совершенно чужими и вместе с тем хорошо знакомыми, в новые лабиринты, чье вероломство он предчувствовал, к растительным сооружениям, которые, хоть они и находятся еще недалеко от опушки, можно увидеть раз десять, но так ничего и не обнаружить, поскольку возникает чувство, будто они уже обследованы. Равномерный, рассеянный зеленый пар затоплял полумрак, и, несмотря даже на свою привычку к джунглям, Т. не замечал бега времени. Ему ни разу не пришло в голову посмотреть на часы.

Бабочка села на дикое банановое дерево и ждала приближения Т. Глазки на крыльях пристально следили за ним, и под их взглядом он вдруг почувствовал возвращение старого недуга, вскипающее пробуждение боли с правой стороны, пелену, что опускается перед глазами, и паралич всего организма. Он согнулся вдвое и упал на землю, а огненный меч пронзил его бок. Т. повернулся набок и покатился, подскакивая на корнях и буграх, докатился до склонов, которые мох покрывал слизистым жиром, липким, влажным бархатом, и покатился дальше…

* * *

— Вы слышали о нем много хорошего, но мне он совершенно не нравился. Это был самый подозрительный тип, которого мне доводилось встречать. Вам рассказывали историю о пяти белых головах?.. То были головы Бодхисаттвы эпохи Шривиджайя, из очень мелкозернистого лиеса[38]— великолепные творения, приобретенные Т., причем он даже не счел нужным сообщить о своей находке в Департамент изящных искусств. Одно из самых запутанных дел, имевшее кучу последствий. Вы можете прочитать об этом в газетах за 1962 год, в частности, в колонках чикагской «Дейли Ньюс»…

Т., не колеблясь, объявил себя жертвой заговоров — заговора искусствоведов, заговора конкурирующих торговцев, политического заговора… Впрочем, вполне возможно, что он был прав и против него действительно велись происки. Но он замалчивал их, если вы понимаете, о чем я… Как и многих других, меня спрашивали, не был ли он двойным агентом, работавшим на ЦРУ и на коммунистов под ширмой своего бизнеса. Этого мнения придерживалась лондонская «Обсервер»… В таком случае, политическое похищение?.. Поскольку Т. все еще был шпионом?.. Или потому, что его бывшие коллеги решили использовать его вновь?.. Или потому, что, представляя опасность, он должен был исчезнуть?.. Или потому, что он считался обладателем особой информации?.. Или, возможно, он сам решил поучаствовать в каком-то проекте огромной важности?.. Может статься, разгадок здесь несколько… Кто знает, не живет ли он в каком-нибудь другом месте?.. Говорят, его встречали в Гонконге, кто-то видел его на Таити, а еще один человек категорически утверждает, что столкнулся с ним в Маниле… Поди разберись… Куча гипотез, но ни одного доказательства.

* * *

— Будь жив Моэм, какую бы новеллу он об этом написал! — воскликнул доктор У., машинально раздавив одного из бесчисленных москитов, гудевших над садом и Клонг-Маха-Наг. Увлеченно выбирая сигару, С., очевидно, сперва не расслышал. Он тоже давно знал Т. и после его исчезновения занял пост директора компании. На другом берегу клонга смутно виднелись в темноте тусклые желтые огоньки и деревянные жилища за пальмовыми садиками.

— Пойдемте к остальным, — наконец сказал С. и закрыл портсигар, так ничего и не выбрав.

Они встали нехотя и немного постояли на ступенях террасы. Теплый свет люстр, лившийся из гостиной, становился бледно-лимонным, касаясь листвы в саду, и окрашивал их фальшивым оперным оттенком, а затем Угасал на фигурках синего семейства, симметрично расставленных по аллее. За три месяца после исчезновения Т. в его доме, на первый взгляд, ничего не изменилось. Прислуга ежедневно ждала возвращения хозяина, собаки валялись у порога, и лай Кокки прорывал тишину. В тот вечер сестра Т. и его старший брат, которые, проведя пару недель в Малайзии и Бангкоке, собирались обратно в Соединенные Штаты, пригласили на ужин близких друзей пропавшего без вести. Вопреки прогнозам, вечер выдался отнюдь не печальным. Гости шутили, болтали и смеялись, словно хозяин дома должен подойти с минуты на минуту. В столовой, где гераниевый шелк гармонировал с апофеозом старого тикового дерева, за позолоченным деревянным столом сумели разместиться лишь восьмеро, но даже мельчайшие рельефы консолей были обласканы искорками веселья. Ужин начался с весьма пикантного консоме из птицы, продолжился салатом из ананасов с травами и говяжьим карри с кокосовым пюре, за которым последовали паровой рис в маленьких пиалах и цыпленок, жареный в листе пандана, а затем подали фрукты, вырезанные в виде цветов, согласно вековой галантной традиции страны, где все затейливо и вычурно искажено в угоду человеческой изобретательности и барочному вкусу.

Когда настало время ликеров, расслабленные гости разбрелись по дому с рюмками в руках, ненадолго собираясь группками по двое-трое.

Усевшись на скамейку цвета фуксии между бирманскими божествами в гостиной, сестра Т. погрузилась в молчание — округлое и словно завернутое в себя, как цветок хлопчатника. Она больше никогда не увидит брата и не узнает, что с ним случилось. Любые поиски обречены на провал и, возможно, чреваты новыми опасностями… Она подняла взгляд на крупное насекомое — какую-то стрекозу, что упорно билась в потолок, шурша, точно сухая шкурка.

С. догнал доктора У., который сквозь очки для близорукости рассматривал сцены из Вессантара-джатаки — восемь старинных картин на шелке, изображающих историю принца, что, подвергшись многочисленным испытаниям, наконец достиг совершенства, отказавшись от всех материальных благ. Другие легенды вырастали из этой, словно ветви дерева или ветки коралла. Согласно поверью, художнику, который попытается воссоздать такую же серию, угрожает безумие. Другие уверяли, что даже завершение одной полной серии неизбежно приведет к гибели, из-за чего последнему изображению цикла часто не хватает какого-нибудь элемента. То в храме недостает колонн, то вместо забытого сада видна лишь основа из шелка-сырца, то слуга останется без лица и рук.

— Он был джентльменом, — сказал С., продолжая вслух собственную мысль, — а джентльмены никогда не сводят счеты с жизнью в гостях у радушных хозяев.

У. самозабвенно изучал картину, на которой Вессантара дарил своего белого слона. Принц в высокой тиаре слегка наклонялся вперед, а слон наполовину отворачивался с усталым видом. Целиком виднелась его морщинистая морда, похожая на горный склон, но с чисто цветочной симметрией: уши со ступенчатыми складками, наподобие длинных лепестков, и хобот — гибкий стебель, прочнее скального отрога. На сморщенной щеке, в бледно-гагатовом глазу — смех страдания и в то же время радости. Все лицо было твердое, как сухая гора, и нежное, как венчик плюмерии.

— Слоны — странные животные, — сказал доктор У. и затем после паузы добавил: — Возвращаясь к Т., я тоже не думаю, что он свел счеты с жизнью… Но, быть может, подобно слонам, он отыскал в джунглях потайное место, чтобы там умереть.

Это случилось в те времена, когда разоренные системой Лоу биржевые игроки пускали пулю себе в лоб, а детей похищали для заселения Америки. На парижских улицах, где рыскали убийцы, становились ярче фонари, а в умах уже мерцало то пламя, что вскоре вспыхнуло ярким светом Просвещения. Впрочем, как и в прошлые века, то была эпоха чудес и трупов, видений и гноя, время сиреневой пудры для франтов и черного пороха для пушек, поднимавших на воздух конечности и внутренности, время щеголей на красных каблуках и красных полос на теле, оставленных плетью в домах терпимости.