Все начиналось слаженно и беззаботно. Пасхальное Утро и сообщение о пикнике, похоже, восхитили Т., но потом вдруг его настроение изменилось без видимой причины. И хотя ни миссис М., ни мой муж не придали вначале большого значения этой его внезапной нервозности, признаюсь, она не ускользнула ни от кого из нас. Лично я была разочарована, и это желание испортить под конец нашу загородную прогулку казалось нелюбезным. Я списала озноб Т., убиравшего объедки, на злоупотребление никотином…

Мы с мужем занимаем большую комнату в передней части дома: ее окна, которые мы обычно оставляем открытыми, выходят на тропинку, ведущую к небольшой дороге с холма. Миссис М. поселилась в смежной комнате, а Т. — в задней части дома. Мы не знаем, провел ли Т. всю сиесту пасхальную субботы в своей комнате, но допускаем это. Честно говоря, он вполне мог бы выйти незамеченным. Но вернемся к пасхальному воскресенью… Мне трудно говорить об этом спокойно… Но я очень хорошо помню, как мы решили отдохнуть после обеда. Мужа все еще беспокоила вывихнутая нога, он принял легкое болеутоляющее и вскоре заснул. Мы оставили Т. в гостиной, он стоял рядом с креслом, с сигаретой в руке. Т. сказал, что тоже пойдет отдохнуть. Едва улегшись, я услышала, как на веранде кто-то подвинул шезлонг. В начале четвертого — возможно, в пять минут четвертого — я услыхала шаги на гравиевой тропинке, ведущей к дороге, и подумала, что, вероятно, Т. захотел еще немного прогуляться. Но это было уже сквозь сон.

* * *

— Помнится, в тот день на Т. был исчерна-синий шелковый костюм. Мы с четой Л. оставили Т. в гостиной: ему захотелось покурить перед сиестой. Я не заметила чего-либо необычного, за исключением того, что его настроение резко изменилось, после того как мы встретились у подножия холма. Я проспала до четырех, а потом начала собирать вещи, ведь мы уезжали на следующий день рано утром. Около половины пятого я спустилась — профессор читал в гостиной. Мы обменялись парой слов. Т. оставил сигареты и зажигалку на круглом столике веранды, а из кармана его куртки, висевшей на спинке стула, торчал футляр с пилюлями, с которым он никогда не расставался. Отсюда мы заключили, что он не мог уйти далеко, и я поднялась в свою комнату приготовиться к чаепитию. Когда снова спустилась, миссис Л. вернулась из сада, где нарвала роз, чтобы повезти их завтра в Сингапур. Упаковав цветы, мы выпили чая и стали ждать появления Т. с минуты на минуту. Признаюсь, с наступлением вечера, когда лощину заволакивает туман, мы немного занервничали. Впрочем, не слишком…

* * *

— Я повар из «Лютеранской миссии», что на холме как раз напротив «Лунного коттеджа». В пасхальное воскресенье, незадолго до четырех часов, сидя в кухне, я увидел в окно мужчину, похожего на Т., который спустился с холма, взглянул на наш сад и снова стал подниматься к коттеджу. Он был в синем — цвета смерти. Нет, больше я его не видел.

* * *

— Я уже десять лет служу боем в «Общине заморской миссии». На Пасху, около четырех, я заметил с веранды европейца в белой рубашке и синих брюках. Он остановился на небольшом лесистом плато напротив миссии и неподвижно простоял там с полчаса, а затем исчез… Словно испарился… Я хорошо знаю это место, там есть тропа, которая разветвляется через пару метров: одна дорожка по кругу возвращается к исходной точке, а другая углубляется в чащу джунглей. Но я помню, что тот мужчина попросту исчез.

* * *

Уже стемнело и, как всегда по вечерам, стало очень холодно. Все трое надели шерстяную одежду и молчали, Юредка поглядывая на часы. Бледная, косматая морда тревоги в манере Кубина[34]мелькала между шторами. Когда слуга спросил, накрывать ли на стол, ему велели еще Немного подождать. Все знали о пристрастии Т. к одиноким прогулкам, но почему, в конце концов, он оставил сигареты и, главное, коробку с пилюлями?

— Наверно, спустился в гольф-клуб, — сказал профессор, — съезжу за ним.

Обе женщины остались ждать в коттедже. Тишину нарушали только вялый шорох лепестков, опадавших с букета, скрип жука-точильщика, сверлившего стены, да крики козодоев на холме. Женщины старались не смотреть друг на друга и подняли глаза, лишь услыхав, как подъехала машина.

— Нет, в клубе его сегодня не видели, и я не встретил его по дороге.

Позвонили всем: в «Смоукхаус-Инн», где остановились несколько бангкокских друзей и где проводил праздники личный врач Т., затем агенту по аренде — соседу, прекрасно знавшему эти края, и, наконец, в полицейский участок Танах-Раты. Теперь тревога водворилась надолго — развалилась и ссутулилась, бархатистая, смеющаяся исподтишка и омерзительно смердящая. Накануне кто-то заблудился в джунглях. Когда-то давно Т. едва спасся от шершней. Ночью лес становился еще опаснее, чем днем, — царством мрака и пропастей, где термометр порой опускался до нуля. А Т. не взял с собой даже куртку.

* * *

Осмотрев яму перед наступлением темноты, они пришли в ужас и стали вглядываться, прижимая ладонь ко рту, а потом зашушукались все вместе, как только заметили кабана. Прижимаясь друг к другу, они покачивались, точно волна, колеблемая противоположными потоками. Наконец, решили поднять кабана, а затем поскорее все опять закрыли и замели следы — жаль было терять такую добычу. Правда, некоторые опровергают эту историю.

* * *

Когда профессор вернулся из полицейского участка, пришел агент по аренде, голландец, в сопровождении британского майора, что случайно здесь оказался и привел своего пса — одышливого кокер-спаниеля, который, по его словам, в молодости охотился на куропаток в Суррее. Поскольку никто не сумел предложить чего-то лучшего, решили отправиться на поиски в шершневой уголок, похоже, особенно притягивавший Т. По общему мнению, он стал жертвой несчастного случая.

Агент по аренде и майор двинулись в путь, окликая Т. в зарослях и ветвях, которые они обшаривали лучами электрических фонариков. Джунгли дышали в ответ, да изредка в листве крались двойные фосфоресцирующие точки. Иногда, погрузившись в бархатный полумрак, мужчины останавливались, опасаясь когтей или зубов, капкана или оврага, не отваживаясь больше ни звать, ни светить. Тогда единственный проводник — спаниель — шел по нюху, постанывая от страха, встревоженный незнакомым запахом помета мускусных крыс, испарениями невидимой падали или зловонным дыханием орхидей и плотоядных растений. Крики и вопли ночных хищных птиц раздавались в темноте ветвей, а затем внезапно стихали, еще больше усиливая тишину. Мужчины и пес чуть не сбились с пути, когда тропа стала едва различимой и готовой совсем исчезнуть. Они вернулись около двух часов ночи, разбитые и продрогшие, так и не обнаружив никаких следов.

Полиция начала поиски уже на рассвете. Ей помогали больше сотни добровольцев — британских солдат из санатория в Кэмерон-Хайлендсе и курортников. Они прочесывали запутанную шевелюру, не в силах ее распутать, двигались вдоль оврагов с липкими от мха склонами и горных потоков, с ревом кативших свои воды под покровом древовидных папоротников.