Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тем более Лигариду уже известно, что Феофан был у Потоцкого, а это прямая улика.
На Феофана заводят дело — в преддверии грядущих военных действий события разворачиваются стремительно. Ему вменяется сбор сведений о ратных людях, несмотря на то что улик, свидетельствующих против Феофана, кроме его визита к Потоцкой, нет.
Аргументы против архимандрита:
— уходит вечерами или ранним утром без объяснений;
— легко сходится с людьми;
— отпевает покойников в приходских церквях без указа царя;
— просит отпустить его на Афон (не иначе, чтобы побыстрее передать выведанные им сведения полякам).
В качестве проверки, судя по всему, Феофану говорят, что ехать сейчас невозможно, потому что под Киевом стоят татары и поляки. Феофан, не понимая, какая над ним нависла угроза, на объяснения посольских дьяков отвечает, что ему эти люди не страшны, подразумевая свой духовный сан.
Все сходится — точно шпион.
Акт 4
Феофана решено арестовать и вывезти в Кирилло-Белозерский монастырь, от греха подальше. Его вина не доказана, однако лучше проявить осторожность, нежели отпустить возможного шпиона.
Съемка крупным планом: Феофан видит пришедших за ним людей, хватает чужую одежду, желая скрыться в ней, пытается бежать — его хватают стрельцы.
Феофан машет рукой и говорит: «Пошел я на Соловки».
Акт 5
По пути в ссылку Феофан пишет письма людям, которые могут ему помочь, и отправляет их на имя Никона с просьбой отправить их адресатам. До адресатов письма не доходят: Никон под охраной и письма перехватывают. Феофан оказывается на Севере, а патриарх Константинопольский даже не знает об этом. Впрочем, ссылка Феофана проходит на вполне неплохих условиях: приказано его не стеснять и относиться к нему с почтением. Феофан читает книги, пишет несколько сочинений об Афоне, вырезает кресты из кипариса, обучает клирошан греческим распевам.
Так проходит два года.
Келаря Вассиана Грека, спутника Феофана, приехавшего вместе с ним из Афона, и других его спутников (слугу и 2 старцев) внезапно вызывают в Москву с приказом вернуться на Афон с казной их обители; архимандриту приказано ждать царского указа и оставаться в монастыре. Феофан в недоумении: почему его келаря и старцев отправляют домой, а его оставляют в заключении?
Место для раздумий: мог ли такой человек бездействовать?
Феофан решается на побег.
Акт 6
Ночь на 7 октября 1665 г.
Феофан выламывает окно задней кельи, перелезает через крепостную стену и бежит из монастыря. Идет ночами — днем его ищут. Он подкупает крестьян Рукиной Слободки — те перевозят его по реке, дают ему огниво и вытесывают посох. Предупреждают и о заставах, в которых Феофана ждут.
Не помогает.
Через 10 дней его хватают и возвращают в монастырь — теперь уже в качестве узника.
Феофан решает уморить себя голодом. Он пишет царю, упрашивая его об очной ставке с архимандритами трех афонских монастырей — они могут поручиться за него. Царь велит сослать его в Соловецкий монастырь в тюрьму.
Узник решается на отчаянную меру: говорит, что у него есть тайное слово для государя, видимо, надеясь, что его хотя бы так доставят в Москву. Феофана велено допросить на месте. Сказать ему нечего. Поэтому его отправляют на Соловки, в Головленкову тюрьму особо строгого режима.
Тем временем святогорцы помнят о Феофане и пишут письмо русскому царю. Царь игнорирует его.
Архимандрит понимает, что его вряд ли освободят, и начинает готовиться к побегу: если и бежать, то к карелам, а для этого нужно знать язык.
А в Москве проходит знаменитый Поместный собор 1666–1667 гг. Соловецкие монахи не принимают его решений, происходит раскол. Монастырская братия становится большой преступной группировкой, с точки зрения царя.
Ситуация напряженная: Феофан сидит под надзором настоящих преступников, будучи при этом заключенным по ложному доносу.
Пора бежать.
Акт 7
Дата: ночь 1 октября 1668 г.
Действующие лица:
• поп Сысой Андреев; доставил Никону письмо от боярина Зюзина. Так же, как и Феофан, чувствует себя безвинно посаженным.
• Андрей Веревкин; разбойник с отсеченными за преступления левой рукой и обеими ногами по лодыжки.
• Феофан.
Узники захватили карбас — традиционную поморскую лодку — и сбежали с острова в шторм.
Опасно Белое море в шторм, это знает каждый поморец.
Останки Феофана и Веревкина вместе с их карбасом обнаружили местные жители на Шуерецком острове в январе 1669 г. Беглецы были захоронены на кладбище Соловецкого монастыря.
Остается надеяться, что Сысою повезло.
Глава 14. Аввакум
Если о характере Никона мы можем судить только по его письмам, поступкам и манере поведения, описанной косвенно в официальных и религиозных текстах, то о его противнике, Аввакуме, мы знаем куда больше. Он оставил свое «Житие, им самим написанное», которое позволило читателям услышать голоса стороны, оказавшейся в оппозиции. Благодаря «Житию» мы знаем об Аввакуме куда больше, чем о Никоне, а еще представляем, как мыслил в своем титаническом, бунтарском проявлении человек XVII в., претерпевающий за веру адские муки еще при жизни. Житие — это первая русская автобиография, написанная в любопытной манере: церковнославянский здесь перемешивается с «вяканьем», а структура жития, предполагавшая более-менее закрепленный вековой традицией порядок действий, становится лишь формой для реальных событий, происходивших с героем.
Свое «Житие» Аввакум писал в земляной тюрьме, в заполярном городе Пустозерске. По правилам житие пишется после смерти святого — и уж точно человек не мог писать собственное житие, однако ситуация была отчаянной. Как сообщает Аввакум, написать этот текст его заставил духовник, Епифаний, сидевший в тюрьме вместе с ним.
Родился Аввакум Петров в семье сильно пьющего отца и очень набожной матери. В 17 лет женился на 14-летней Настасье Марковне.
Однажды, как пишет Аввакум, ему снится сон:
«И падох на землю на лицы своем, рыдаше горце и забыхся, лежа; не вем, как плачю; а очи сердечнии при реке Волге. Вижу: пловут стройно два корабля златы, и весла на них златы, и шесты златы, и все злато; по единому кормщику на них сидельцов. И я спросил: "чье корабли?" И они отвещали: "Лукин и Лаврентиев". Сии быша ми духовныя дети, меня и дом мой наставили на путь спасения и скончалися богоугодне. А се потом вижу третей корабль, не златом украшен, но разными пестротами, — красно, и бело, и сине, и черно, и пепелесо, — его же ум человечь не вмести красоты его и доброты; юноша светел, на корме сидя, правит; бежит ко мне из-за Волги, яко пожрати мя хощет. И я вскричал: "чей корабль?" И сидяй на нем отвещал: "твой корабль! на, плавай