Салтыков несколько времени не предпринимал движений ни вперед, ни назад, ни в сторону. Его недоверие к Дауну простиралось до того, что он говорил французскому агенту, бывшему в русском войске: «Австрийцы за тем призвали русское войско, чтоб его сгубить. Дауну хочется, чтоб русские дрались, а он со своим войском делал бы только диверсии». Недоверие между полководцами перешло на неприятные отношения и между их правительствами. Тогда из Петербурга посылались в Вену жалобы на Кауница и на Дауна, а по Европе стало распространяться мнение, что медлительность Салтыкова после кунерсдорфской битвы есть плод тайных предписаний петербургского правительства, которое будто бы подпало под сильное влияние новоприбывшего английского посланника Кейта и стало действовать не в пользу своих союзников — австрийцев. На самом деле между австрийской политикой и русской ощутительно выказывалось различие принципов, с которыми обе стороны смотрели на союз между собою. Австрийцы представляли русскому правительству, что русское войско в Пруссии должно действовать только как вспомогательная сила для Австрии, но императрица Елисавета Петровна отвечала, что это неверно, и сам Фридрих II давно объявил, что считает Россию главнейшим из своих неприятелей.

Бегство Фридриха в битве при Кунерсдорфе

В 1760 году Салтыков отступил в Польшу и расположил свое войско там на квартирах. Продолжались переговоры с австрийскими генералами о способах ведения войны, но из этого ровно ничего важного не выходило. Салтыков был болен, он подвергался припадкам ипохондрии и, кроме того, страдал часто лихорадкой. 12 сентября он подал в отставку и сдал команду генералу Фермору. Фермор и Даун продолжали спорить между собой насчет движения военной силы. Наконец 15 сентября получено из Петербурга предписание послать отряд на Берлин, о чем уже прежде представлял Фермор. В то же время предпринята была вместе со шведами осада прусского города в Померании, Кольберга, но пошла неудачно. Русские, высадившись на берег, услышали, что на выручку Кольбергу идет прусское войско, наскоро посадили на суда свои силы и отплыли.

Предприятие Тотлебена и Чернышова, отправленных на Берлин, было удачное: 22 сентября Тотлебен стал перед берлинскими воротами. Фермор с главной армией отошел к Франкфурту-на-Одере. Берлин на левой стороне Шпре был огражден стеною, на правой — палисадом и охранялся гарнизоном в три батальона. Комендант, генерал Рохов, находил невозможным чинить отпор и готов был сдаться на великодушие победителей, но приглашенные на военный совет генералы Левальд, Зейдлиц и принц Виртембергский уговорили его защищаться. Устроили у ворот шанцы, забрали в службу инвалидов и выздоравливающих солдат. Тотлебен приблизился к воротам Котбусским и Галльским и в 2 часа пополудни открыл огонь. Пруссаки дали отпор. Тотлебен увидел, что Берлина взять скоро нельзя и отступил, оставивши у города казаков с двумя орудиями, а сам овладел замком Кепеником, но после сильного сопротивления. В это время в Берлин вошло еще девять батальонов пехоты. Услыхавши о таком усилении гарнизона в Берлине, дано было знать Фермору с тем, чтобы просить подмоги. Фермор прислал отряд конницы и пехоты с частью артиллерии. 26 октября Тотлебен и Чернышов снова явились под Берлином, один на левой, другой на правой стороне реки Шпре. Тотлебен начал нападение с юга; против него защищался генерал Зейдлиц. Тут казаки узнали, что на подмогу Берлину из Потсдама идет прусский генерал Гюльзен. Тотлебен выслал против него отряд, но Гюльзен пробился сквозь него и расположился у Галльских ворот. Тотлебен отступил в Юстенгауз.

Фельдмаршал Пётр Салтыков

Ввиду усиления прусских сил в Берлине Чернышов был того мнения, что придется оставить покушение овладеть Берлином, как получилось известие, что в содействие к русским подходит австрийский фельдцейхмейстер Ласси с восемнадцатью тысячами войска. И так под Берлином вдруг очутилось сорок тысяч неприятельского войска. По этой причине в ночь с 8 на 9 октября н. с. (27–28 сент. стар, ст.) в Берлине решили сдать город и гарнизон перевести в Шпандау.

В 4 часа утра комендант Рохов вручил капитуляцию Тотлебену. Последний принял ее, не сносясь с Ласси и даже с Чернышевым, на условиях, чтобы гарнизон объявлен был военнопленным, все воинские запасы и государственное имущество поступали в распоряжение победителей, а частная собственность объявлялась неприкосновенной и всем обывателям Берлина предоставлялась личная безопасность.

Тотлебен вошел в Берлин с тремя полками, назначил комендантом Берлина бригадира Бахмана и тотчас вступил в продолжительные толки с местными властями о контрибуции. Тотлебен запросил четыре миллиона талеров, но к вечеру сошлись на полутора миллионах талеров. Часть этой контрибуции должна быть уплачена в течение восьми дней, а другая — в течение двух месяцев. Город сверх того дал войску подарок, так называемые douceur-Gelden. Квартир в городе не положено, торговля должна была невозбранно идти своим порядком. Русские взяли из королевской кассы 60 000 талеров, более не было. Из цейхгауза взято 143 орудия, 18 000 штук огнестрельного оружия и достаточное количество боевого запаса. В Потсдаме разорена была королевская оружейная фабрика, взорвана пороховая мельница, разрушен литейный двор, вся запасная амуниция брошена была в реку Шпре, но королевские дворцы остались неразграбленными; только одну картину взял себе граф Эстергази. Фермор дал приказание истребить все королевское, но купцу Гацковскому удалось спасти лагергауз, золотые и серебряные мануфактуры и вообще постараться, чтобы посещение неприятелей обошлось Берлину наименьшим вредом. Русские, в числе пленных с гарнизоном, взяли 2152 человека и кадетов со служителями 265 человек. Найдено в Берлине пленных австрийцев, немцев и шведов 4501 человек, все они получили свободу.

Русские генералы мало показывали внимательности к австрийским, которые и не принимали участия в капитуляции. Тем не менее Ласси настоял у Чернышова, чтобы караулы у Потсдамских и Бранденбургских ворот были поручены австрийцам. Им досталось из добычи только 12 орудий, да и то бывших их же собственных, и одна четвертая часть douceur-Gelden, другая четверть досталась Чернышову, а половина — Тотлебену с его отрядом.

Но Ласси взял Потсдам и Шарлоттенбург. Первый заплатил 60 000 талеров контрибуции частью наличной монетой, частью же векселями на Гамбург; другой — 15 000 талеров. Ласси взял, кроме того, 5427 талеров douceur-Gelden. Ласси не обуздывал своих воинов, и только по ходатайству голландского посланника не дошло до полного разграбления. Услыхавши, что король прусский приближается с войском, русские 12 октября н. с. (1 октября стар, ст.) ушли к Франкфурту-на-Одере, а австрийцы — в Торгау.

Уже всем воюющим сторонам война стала тяжела и несносна. И Франция, и Австрия, и Россия тратили громады людей и большие суммы денег, а дело их мало подвигалось.