отрядил 27 000 человек под командой генерала Румянцева в Померанию для покорения приморского укрепленного города Кольберга, а сам с четырьмя дивизиями (Фермора, князя Голицына, князя Долгорукого и Чернышева) расположился в Познани. Современник свидетельствует, что Бутурлин предан был «куликанью» и забавлял себя разным безобразием, например, пьяных гренадеров производил в офицерские чины, а потом снимал с них чины. Наконец, он двинулся в Силезию к Бреславлю, куда и Лаудон должен был со своим отрядом спешить на соединение с ним. Но прусский король, выступивши из Бреславля, не допустил соединиться русских с имперцами. Бутурлин подступил к Бреславлю, промедлил несколько дней в бесполезных приготовлениях к осаде, потом у Стригау соединился с Лаудоном и вместе пошли к Швейдницу, куда отступил прусский король. Фридрих, расположившись под Швейдницем, в короткое время так укрепил свой стан батареями, что он имел вид постоянной крепости. Полководцы собирались напасть на королевский стан, но провели двадцать дней в бесполезных спорах и толках; наконец, Бутурлин оставил при Лаудоне отряд Чернышева в двадцать тысяч, а сам со своим войском отошел в Польшу. Прусский король, простояв еще две недели под Швейдницем, хотел принудить Лаудона вступить с ним в битву или удалиться в Богемию, но Лаудон не решался ни на то, ни на другое, и, наконец, прусский король, ввиду наступавшей для его войска скудости в продовольствии, двинулся к Нейсу, где у него были запасные магазины. Тогда Лаудон в совете с Чернышевым решился сделать нападение на Швейдниц. Они выбрали для этого темную ночь, русских было послано только четыре гренадерских роты. На счастье русским и австрийцам, комендант Швейдница давал по какому-то поводу бал. Русские и австрийцы ворвались в Швейдниц в два часа пополуночи; переходя по фашинам через ров, многие попадали в глубину, а в самом городе прусский артиллерист зажег пороховой магазин, взорвал на воздух триста русских солдат, но вместе с ними погубил немало и своих пруссаков. Лаудон запретил своим подчиненным грабить, однако не в силах был остановить рассвирепевших солдат. Русские вели себя там умереннее и воздержаннее, чем австрийцы.

На севере, в Померании, воевал с отдельным корпусом генерал Румянцев. Уже два раза в эту войну русские пытались покорить город Кольберг, но безуспешно. На этот раз русский флот, состоявший из сорока больших и малых судов, в соединении со шведским, действовал против кольбергской крепости с моря, а Румянцев — с сухого пути. Под самым Кольбергом расположились защищать город пруссаки под командой генерала принца Вюртембергского и укрепили свой стан окопами и батареями. Местоположение, избранное ими, было выгодно: с одной стороны речка, с другой — болото, позади — город, откуда можно было доставать съестные и боевые запасы. Начались драки и схватки с переменной удачей то для тех, то для других. В один день русские взяли в плен храброго прусского генерала Вернера; зато на другой день в кровопролитной пятичасовой битве они потеряли до трех тысяч убитыми, и в том числе генерал-майора князя Долгорукого. Но ретраншемент, ограждавший стан принца Вюртембергского, не сдавался ни против каких решительных русских приступов, и русские чувствовали, что с наступлением глубокой осени станет им еще труднее. Правда, Румянцеву была прислана помощь от Бутурлина, но и прусский король, с своей стороны, прислал в подмогу принцу Вюртембергскому генерала Платена, и русские, при всех усилиях, не могли помешать ему.

Наступил месяц ноябрь, началась стужа. В войске принца Вюртембергского был такой недостаток топлива, что прусские солдаты ломали в городе деревянные дома для своего обогревания. Недостаток фуража был так велик, что у конницы лошади получали только по полфунту соломы в сутки. Город был так стеснен, что нельзя было провезти туда ни одного воза с продовольствием. Зная такое положение неприятелей, Румянцев несколько раз посылал к принцу Вюртембергскому предложение сдаться. Принц отвергал такие предложения и, наконец, отважился на смелое и, можно сказать, отчаянное дело: позади города было обширное плесо, которое соединялось с морем узким, но глубоким протоком; русские не предприняли там никаких предосторожностей, кроме того только, что истребили суда, стоявшие близ берега. Принц Вюртембергский приказал построить на козлах мост, а мужик, знавший местность, указал места, где в плесе вода была не так глубока. Сделали наскоро мост, провели через него пехоту, а конница переправилась вплавь. Этот подвиг совершен был 14 ноября в темную ночь, и притом так тихо и удачно, что русские узнали о том, что их неприятель ускользнул, когда уже прусское войско совершенно переправилось через воду. Принц Вюртембергский и Платен думали снабдить крепость продовольствием, но его взять было неоткуда. Между тем сделался такой жестокий мороз, что замерзло более сотни пруссаков. Тогда Румянцев послал к кольбергскому коменданту Гейдену убеждение сдаться, но комендант отказал и повелел облить водой крепостные валы и стены, чтобы они, обледенев, стали неприступны на случай штурма. И действительно, несколько попыток приступа окончились неудачно. Между тем и русским пришлось также чрезвычайно круто. Солдаты помещались в палатках и землянках под снегом, покрывшим землю уже более чем на целый аршин. Обе стороны выжидали, чтобы их противники склонились под неудобствами зимы и всяких лишений. Пруссаки надеялись, что русские прежде изнемогут и отойдут; русские ожидали, что холод и голод-таки побудят Кольберг сдаться. Промедлили еще до 6 декабря. Русские взяли верх в этом взаимном ожидании беды противникам. Кольберг сдался. Русские взяли в покоренной крепости 2903 человека военнопленных и 146 орудий. Комендант хотел было выговорить более снисходительные условия, выйти гарнизону с оружием и с запасами, но Румянцев настоял, чтобы все положили оружие, а запасу дозволил взять столько, сколько каждый солдат может поместить у себя в сумке на три дня. Офицерам дозволено ехать в экипажах с семьями в определенные места в сопровождении русских обер-офицеров. Оставивши оружие, прусский гарнизон удалился в Штеттин. Но когда донесение Румянцева о победе прибыло в Петербург, уже императрица Елисавета Петровна лежала мертвой.

Государственное устройство империи Елизаветы

В управлении государством с воцарением Елисаветы Петровны не стало уже кабинета высшей власти, посредствующей между высочайшей особой и сенатом. Но около государыни всегда были близкие люди, чаще других видевшие и слышавшие ее, а потому имевшие большую власть перед другими, и хотя кабинет по форме был уничтожен, но, в сущности, он продолжал быть при государыне, не имея, впрочем, прежнего названия. В первые годы своего царствования императрица сама часто посещала сенат и обращала внимание на дела, но год от года такие посещения становились реже, и мало-помалу императрица стала утомляться, так что, исключая близких людей, редко кто удостаивался ее