С учетом всего этого станет понятнее, как было невообразимо трудно в эти годы, при недостатке строительных материалов и недостаточном обеспечении рабочей силы продуктами питания, строить угольные и гидро– электростанции, ремонтировать и вводить в эксплуатацию разрушенные и заброшенные шахты, доменные печи, металлургические и машиностроительные предприятия. Это также объясняет, почему открытие Волховской электростанции, несмотря на использование до 15 000 рабочих, смогло состояться только 19 декабря 1926 года. Следующие цифры дают только поверхностное представление о масштабах начавшегося образовательного бума: в период с 1928 по 1932 год число учеников в начальных школах выросло с 10 до 19 миллионов, число учеников средних классов – с 1,6 до 4,35 миллионов, количество студентов на рабочих факультетах – от 274 000 до 1,437 миллионов, студентов вузов – с 166 тысяч до полутора миллионов. Первые годы социалистической индустриализации в СССР были одновременно годами коренных революционных изменений в системе образования.

Не менее сложными и противоречивыми оказались усилия по созданию единой системы государственного планирования. Образованная в 1921 году комиссия по планированию (Госплан) неоднократно сталкивалась с конфликтами по вопросам компетенции, ревностью по ничтожному поводу и бюрократизмом Особого совещания по восстановлению основного капитала (ОСВОК), непониманием и концептуальными различиями между проектами министерств и других государственных учреждений.

В условиях всестороннего дефицита многие усилия по решению задач развития и расширения промышленности и других экономически важных задач столкнулись с бюрократическим барьером скрытой конкуренции между спорящими за осуществление своих желаний, полномочий и возможностей предприятиями, народными комиссариатами, их органами и чиновниками.

Все попытки дать реалистичное представление о проблемах того периода остануттся поверхностными, если не рассматривать отношения между СССР и империалистическими государствами и возникшие в результате этого проблемы развития и конфликты в СССР. Тот факт, что социалистическая революция в России не стала, как ожидалось, отправной точкой волны других мировых революционных потрясений, в то же время стал отправной точкой всех основных противоречий в споре о дальнейших путях развития социалистической революции в СССР. В усиливающейся конфронтации обострились противоречия между поддерживаемой большинством членов партийного руководства и партии группой Сталина и Троцким и его сторонниками. Для последних революция в России была не целью, а средством к разжиганию революционного пожара в более продвинутых странах, что в конечном итоге должно было привести к победе коммунизма в мировых масштабах. Идея Сталина заключалась в том, чтобы победа большевиков в России стала фактом, имеющим самостоятельное значение. Таким образом, нужно было не ориентироваться на экспорт революции, а без промедлений начинать строительство социализма в стране, освобожденной от капиталистов.

Даже Троцкий считал борьбу пролетариата за власть с помощью социалистической революции незавершенной. Его вывод заключался в том, что эта борьба в условиях решающего преимущества капиталистических отношений на мировой арене приведет к неизбежным социальным взрывам, а значит, к гражданской войне внутри страны и к революционной войне за ее пределами. На первый взгляд, такое соображение кажется вполне правильным. Но при критическом рассмотрении в глаза бросается не столько затихание революционных событий в Западной Европе, сколько драматическое положение экономики, а с ней и военно-экономических ресурсов Советской России. С исторической точки зрения такая оценка может показаться верной, но линия, сосредоточенная только на этом, неминуемо вела, как показал опыт войны против Польши, не только к провалу революционной экспансии, но и к краху полностью ослабленной этими войнами Советской России. Поддержки такого рода авантюризма нельзя было ожидать ни от населения, ни от партии.

Пророчества Троцкого об ускоренном развитии тяжелой промышленности, звучавшие вполне логично в начале 1920-х, столкнулись с жестокими реалиями времени. Это сводилось не только к надеждам, которые на данном этапе были связаны с нэпом. Ни во время гражданской войны, ни после нее не хватало технических, научных и экономических условий, которые были необходимы для такого дополнительного напряжения сил.

Бухарин же понимал ленинскую идею нэпа как необходимость долгосрочного формирования социализма на основе совместной крестьянской экономики и сосуществования государственных и частных предприятий, но из неудовлетворительных результатов и резко изменившейся военно-политической ситуации стало понятно, что сохранение этой ориентации неминуемо приведет к катастрофе.

Оба придерживались своих альтернативных концепций. Но обоим не хватало готовности принять связанные с ними последствия социально-экономического развития страны, индустриализации и военной защиты строительства социализма в их конкретно-исторической сложности. Ни Троцкий, ни Бухарин не потрудились включить в свои проекты социальную реальность молодой Советской власти, то есть, в частности, настроение населения и готовность и способность передовых слоев рабочего класса и теперь уже появившейся советской интеллигенции к реализации таких непростых целей.

Большинство членов ЦК, группирующихся вокруг Сталина, было хорошо осведомлено об этой стороне дела. Именно эта партийная группировка была в состоянии выразить выбранные цели на языке, понятном для рядовых членов партии.

Многие интеллектуалы потешались над лексически и логически упрощенным стилем Сталин даже при обсуждении самых важных и противоречивых тем, забывая о том, что колоссальные проблемы, о которых он говорил, должны были быть донесены до массы людей, которые, преодолев неграмотность, в кратчайшие сроки должны были быть в состоянии решать сложнейшие технические и другие задачи. То, что этот процесс не пройдет без потерь и неудач, было так же само собой разумеющимся, как и то, что только таким образом можно было приобрести те знания, которых не хватало.

Тем же самым противоречием можно объяснить нарастание более поздних конфликтов при обсуждении общих или приоритетных требований роста социалистического сектора экономики. Именно из искренней убежденности каждой стороны в собственной правоте развивалась борьба за власть, которая использовалась в своих интересах всеми участниками, а также органами безопасности, становившимися в тридцатые годы все более самостоятельными, и зарубежными силами. Даже по более поздним исследованиям видно, что при всех интригах, пустых разглагольствованиях и грызне за власть в основе конфликта «левой» и «правой» оппозиции лежали именно идеологические расхождения.

Эти вновь и вновь разгорающиеся разногласия относительно основных концептуальных различий в руководстве ВКП(б) не могли не повлиять на развитие планов по восстановлению экономики и, следовательно, на темпы индустриализации в стране.

Это нашло свое отражение в изображении ситуации того периода. Кроме прочего, утверждается, что Дзержинский якобы видел возможность для достижения довоенного уровня развития промышленности только к 1935-1941 годам.

В действительности ведущие металлурги запланировали всего 35 % от уровня производительности 1913 года при добыче металла в 1927-1928 годах. Но такой план председатель ВСНХ не принял. Он был лучше осведомлен о состоянии и проблемах экономического развития страны. Вот почему в начале 20-х годов он выступил против авантюрных планов Троцкого и «левой» оппозиции. По той же самой причине он занял следующую позицию: «Нам нужна Россия металла, металлургия – наше будущее». В то время было сложно оценивать мысли и поступки действующих лиц правильно и без предрассудков – и с исторического расстояния вряд ли это будет легче. Необходимо отметить существование ожесточенного спора как о перспективах ускоренного, сдержанного или сознательно замедленного темпа индустриализации, ориентации на легкую или тяжелую промышленность и количества заимствованных из сельского хозяйства источников финансирования, так и об экономических последствиях этого гигантского процесса социального перераспределения.